Benny Goodman / Бенни Гудмен

Американский джазовый кларнетист, известный как "Король свинга" ("King of Swing"), "Патриарх кларнета" ("Patriarch of the Clarinet"), "Профессор" ("The Professor") и "Главный посол свинга" ("Swing's Senior Statesman"). Benjamin David Goodman один из самых прославленных представителей стиля свинг, доминировавшего в джазе на протяжении 15 лет. Гудмен стал не только выдающимся кларнетистом виртуозом, он также возглавил целый ряд оркестров, в которых в разное время играли такие звёзды, как Лайнел Хемптон (Lionel Hampton), Джин Крупа (Gene Krupa) и многие другие. Гудмен не был пионером свинга, его заслуга в другом – он изобрёл формулу, сделавшую свинг притягательным для широкой публики. Вторая половина 30-х – время триумфа свинга. Свинг стал любимой музыкой целого поколения, а Бенни Гудмен – его королём. Знатоки считают Бенни Гудмена одним из самых виртуозных кларнетистов не только в джазе, но и в классической музыке. Его стиль столь совершенен, что кларнет Гудмена узнаётся с первых же звуков. Бенни Гудмен родился в большой, обедневшей семье еврейских иммигрантов из Польши, жившей по соседству с Maxwell Street. Он был девятым из 12 детей. Его отец Давид Гудмен (David Goodman) был портным из Варшавы, мама Дора Резински (Dora Rezinski) была родом из Kaunas. Родители встретили друг друга в Baltimore, Maryland и переехали в Чикаго ещё до рождения Бенни. Пока Бенни рос, он испытал немало трудностей. О своём детстве он рассказывал с неохотой: - Помню, ютились мы в подвале без отопления. Зимой бывало очень холодно. Жили впроголодь. Еды вечно не хватало. Порой, её не было вовсе. Папа – портной, случалось, зарабатывал в неделю 20 долларов. Но обычно сидел вовсе без работы, а дома его ждали 12 голодных ртов и моя несчастная мать. В один из дней 1919 отец Гудмен прогуливался с сыновьями по улицам Чикаго и услышал краем уха нестройные звуки, доносившиеся из местной синагоги Kehelah Jacob Synagogue. Зайдя внутрь, он обнаружил там группу мальчишек и пожилого джентльмена – преподавателя музыки. - 25 центов с носа за урок, и я гарантирую, что твои дети быстро освоят элементарные навыки игры на духовых – предложил джентльмен. Отец Гудмен согласился и Бенни начал изучать музыку с двумя братьями. Так как он был самым молодым и самым маленьким, ему достался кларнет. Спустя год денежный фонд синагоги иссяк и уроки прекратились. Но начало было положено, и отец твёрдо решил, что его дети должны получить музыкальное образование, и не брать пример с соседских хулиганов. - Не будь кларнета, я определённо стал бы гангстером, - говорил впоследствии Гудмен. В 1920 11-летний Бенни получил возможность бесплатно практиковаться, играя в составе детского оркестра реформаторской общины в Hull House, ещё в 1989 основанном Jane Addams. Община вскоре стала центром образовательной и культурной деятельности в районе. С самого начала Гудмен демонстрирует исключительный талант и получает персональное обучение у Джеймса Сильвестера (James Sylvester), а позже у известного преподавателя классической школы Франца Шоэппа (Franz Schoepp), у которого в этот же период также проходили обучение Джимми Нун (Jimmy Noone) и Бастер Бейли (Buster Bailey). В этот период на него оказывают влияния новоорлеанские джазовые кларнетисты, работавшие в Чикаго, в частности Джонни Доддс (Johnny Dodds), Леон Ропполо (Leon Roppolo) и Джимми Нун (Jimmy Noone). Уже в 12 лет Гудмен начал выступать на публике и заработал свои первые 5 долларов, имитируя Теда Льюиса (Ted Lewis) в одном из водевильных шоу. Через год он играет в оркестре Мёрфа Подольски (Murph Podolsky), который никогда не попадал в число великих джазовых оркестров. Шеф велел Бенни снять короткие штанишки и одеть нормальные брюки. Потом, подделав документы, зарегистрировал несовершеннолетнего кларнетиста в American Federation of Musicians и в Musicians Union. Однажды Бенни пригласили выступать на экскурсионном пароходе, который курсировал по озеру Мичиган. Когда он взобрался с инструментом на сцену, на которой выступал известный корнетист Бикс Байдербек (Bix Beiderbecke), тот сказал: "Мальчик, убирайся отсюда. Хватит баловаться". Но тут же передумал, когда услышал звуки лихо закрученной джазовой импровизации. В дальнейшем Бенни в ущерб своему начальному образованию играет на многочисленных мероприятиях в различных оркестрах, в которых пересекается с такими джазовыми артистами как Джимми МакПартленд (Jimmy McPartland), Френк Тешемахер (Frank Teschemacher) и Дейв Таф (Dave Tough). В 1925 его услышал Гил Родин (Gil Rodin), который работал в популярном оркестре под руководством Бена Поллака (Ben Pollack). В августе 1925 Поллак пригласил 16-летнего Гудмена в свой коллектив, который выступал в Venice Ballroom в Южной Калифорнии, и предложил ему ставку 100 долларов в неделю. Среди участников этого коллектива были Джимми МакПартленд (Jimmy McPartland), Джек Тигарден (Jack Teagarden) и тромбонист Гленн Миллер (Glenn Miller). Познакомившись с коллегами, Бенни взбодрился, поскольку понял, что попал в хороший коллектив. Гудмен сдружился с тромбонистом Гленном Миллером, который числился в оркестре аранжировщиком, т.к. на инструменте играл не слишком хорошо. Миллер показал новичку все злачные места города. По утрам трещала голова и болел желудок, зато было весело. В следующем году Гудмен с триумфом возвращается в Чикаго уже в качестве ведущего солиста этого оркестра. Он устраивал на сцене дуэли с азартным начальником, отбивавшим на барабанах умопомрачительные дроби. В те годы джаз был не искусством, а увеселением. Музыканты под занавес отплясывали чарльстон, а программа изобиловала комедийными вставками. Бенни, например, скакал, играя на флейте, кларнете и гобое. Джазменам приходилось выступать и в весьма сомнительных заведениях. Так клуб "Randevouz Café" – место сбора гангстеров, пользовался дурной славой, но там платили на 600 долларов в неделю больше, чем в других местах, кроме того, бандиты относились к музыкантам с симпатией, угощали выпивкой и предлагали свое покровительство. Именно в составе оркестра Поллака Гудмен в декабре 1926 сделал свою дебютную запись. Под собственным именем он впервые записался в 1928. Бенни остаётся с Поллаком до 1929, и в течение всего периода работы с ним регулярно записывался как в составе большого оркестра, так и в малых группах, состоявших из участников джаз бенда. На этих сессиях обычно записывались горячие хиты для различных мелких компаний, используя всевозможные названия, такие как Mills' Musical Clowns, Goody's Good Timers, The Hotsy Totsy Gang, Jimmy Backen's Toe Ticklers, Dixie Daisies или Kentucky Grasshoppers. В интервью журналу 'Downbeat' (от 8 февраля 1956) Гудмен вспоминал: "Отец работал на скотном дворе и перелопачивал внутренности животных в самом их неприглядном виде. Он носил сапоги, и когда изнурённый в конце рабочего дня он приходил домой, эти сапоги так воняли, что мне становилось плохо. Я не мог переносить эту вонь. До сих пор не могу себе представить, как папа каждый день стоял там, копаясь во всём этом день ото дня". Бенни и его брат Гарри стали профессиональными музыкантами, начали неплохо зарабатывать, и уговаривали отца уволиться с ужасной работы. По словам Джеймса Линкольна Коллиера (James Lincoln Collier): "Отец посмотрел Бенни в глаза и сказал: "Бенни, ты позаботься о себе, а я позабочусь о себе сам". Давид Гудмен погиб 9 декабря 1929 в дорожной аварии. Коллиер продолжил: "Это был неудачный выбор. Совсем вскоре после этого, когда отец выходил из машины – в соответствии с одной из версий – он был сбит проезжающим автомобилем. Не приходя в сознание, он умер в больнице на следующий день. Это был жестокий удар для всей семьи и для Бенни в особенности. Он очень сожалел о том, что горячо любимый им отец никогда не узнает о том грандиозном успехе, которого добился он и его братья. Бенни описывал смерть отца, как "самое печальное событие, которое когда-либо происходило в нашей семье". Работа у Поллака вполне устраивала Гудмена. Она была не слишком утомительна. Бенни находил время для игры в гольф и для домашних упражнений, но, когда его пригласил к себе Айшем Джонс (Isham Jones), предложив 175 долларов в неделю, Бенни не раздумывая согласился. "Музыку они играют дерьмовую, но деньги... Сами понимаете", - оправдывался Бенни, объясняя причину своего ухода. Вскоре Бенни осознал, что не в деньгах счастье и вернулся в коллектив Поллака, когда тот собрался переехать из Чикаго в Нью-Йорк. У Гудмена наладились дружеские отношения с другими молодыми музыкантами – ударниками Дейвом Тафом (Dave Tough) и Джином Крупа (Gene Krupa), саксофонистом Бадом Фрименом (Bud Freeman) и гитаристом Эдди Кондоном (Eddie Condon). 29 февраля 1928 в журнале "Variety" появилась броская реклама – "Большой оркестр маленького лидера прибыл в большой город". Нью-йоркская эпопея музыкантов Полака началась с ангажемента в заведении под названием "Little Club". На джазменах держалось целое шоу. Вокалистки сёстры Лейн и дочь миллионера, считавшая себя замечательной танцовщицей. В "Little Club" заглядывали братья Джимми (Jimmy Dorsey) и Томми Дорси (Tommy Dorsey), Ред Николс (Red Nichols) и многие другие. Напившись, они громко выражали своё недовольство по поводу неумелых па дочки миллионера. Оркестранты и плясунья часто ссорились. В конце концов хозяин клуба вмешался и выгнал музыкантов, сославшись на участившиеся перерывы в работе. Чикагцы, проработав 2 месяца, оказались у разбитого корыта. Им пришлось перебраться из дорогого отеля в скромные апартаменты и ютиться по четверо в одной комнате. Выпивкой ещё можно было поживиться на разных коктейль вечеринках, но с закуской было туго. Гудмен и Миллер сдавали пустые молочные бутылки, выставленные на ночь у дверей. Джазмены попеременно дежурили у телефона, боясь пропустить возможный ангажемент. Гудмен остаётся с Поллаком до 1929, когда начинает пользовать огромным спросом в качестве сессионного музыканта в Нью-Йорке, делая сотни записей и выступлений на радио. Будучи крайне честолюбивым, Гудмен продолжает развивать свои навыки, пока не становится, возможно, наиболее квалифицированным кларнетистом в стране, хотя пока малоизвестным для широкой публики. Бенни решает создать собственный оркестр и ему удаётся уговорить часть музыкантов оркестра Поллака присоединиться к нему. Гудмен увёл у Поллака людей, но торжествовал недолго. Benny Goodman & His Recording Orchestra распался через две недели. Музыкальный спектакль "Free For All", в котором был задействован джаз бенд, публике не понравился и постановку исключили из театрального репертуара. Бенни вернулся обратно в студию звукозаписи. В конце 20-ых - начале 30-ых Гудмен играет в составе оркестров Рэда Николса (Red Nichols' Five Pennies), Бена Селвина (Ben Selvin), Теда Льюиса (Ted Lewis), Сэма Ланина (Sam Lanin) и других, выступая в клубах, танцзалах и театрах, много записывается. Он играет в оркестрах, участвовавших в таких бродвейских шоу как "Girl Crazy" и "Strike Up the Band". К марту 1931 количество безработных в США достигло 8 млн. человек. Коллеги Гудмена радовались, когда находили работу с окладом в 40 долларов. А Гудмен хвастался, что может посчитать на пальцах одной руки те недели, в которые он получал меньше 400 баксов. Это довольно много, если учесть, что имя кларнетиста было почти неизвестно широкой публике. Ясно, что в джазе таких денег не заработаешь. Гудмен специализировался на музыке к кинофильмам студии Paramount, не брезгуя даже мультфильмами для детей. День подудел и 80 долларов в кармане. В 1931 Бенни Гудмен вновь собирает оркестр, с которым почувствовал себя уверенно. Теперь его поддерживала мощная система агентства MCA, фирма RCA Victor и радиокомпания NBC. 8 декабря 1931 состоялся первый джазовый концерт оркестра. Он наделал много шума, поскольку прежде под джаз либо танцевали, либо выпивали. В зале отеля, где выступал биг бенд Гудмена имелось 500 кресел. Их пытались занять 800 человек. Аплодисменты не стихали. Музыканты играли без перерыва 3,5 часа. Бен Поллак, будучи проездом в Чикаго, пошёл посмотреть на бывшего солиста своего оркестра. Когда Гудмен увидел со сцены в первом ряду Поллака, он буквально онемел и в замешательстве сорвал вентиль кларнета. Ни разу в жизни он так не нервничал. Поллак, уходя, всем своим видом показал, что не в восторге от услышанного. Гудмена часто изображают героем, который смело отринул расовые предрассудки, пригласив в свой оркестр темнокожего пианиста Тедди Уилсона (Teddy Wilson). Это не совсем так. Бенни предпочитал не высовываться. Да и вопросы расовой сегрегации его волновали менее всего. Поэтому, когда джазовая фанатичка Хелен Оакли предложила Гудмену включить в программу несколько номеров в исполнении трио Гудмен-Круппа-Уилсон, он заупрямился. "Владелец отеля будет против, - поспешно заявил Бенни настойчивой Хелен. – Да и публика не поймёт". Босс, однако, не возражал и припёртый к стенке Бенни разрешил Оакли вызвать Уилсона из Нью-Йорка. По другой версии именно Джон Хаммонд уговорил Гудмена включить Уилсона в свой состав. Уилсон осторожно выбрался на сцену, но никто не бросился бить ему лицо. Зрители вежливо похлопали и притихли в ожидании. Бенни убедился, что ничего страшного не произошло и с удовольствием поимпровизировал с пианистом, а после концерта пригласил его в свой оркестр. Однако следует помнить, что изначально инициатива исходила всё же не от Гудмена. Если бы публика возмутилась, Уилсона немедленно отправили бы обратно в Нью-Йорк. Между прочим, пианист так и не стал полноправным членом оркестра. Он играл лишь в рамках трио перед выходом основного коллектива и служил приманкой для искушённого слушателя. Бенни Гудмен вернулся в Нью-Йорк победителем. Уезжая из города в июле 1932, он не знал, будет ли у него работа завтра. Теперь ему платили столько денег, что он не успевал относить их в банк. За 10 месяцев малоперспективный джаз бенд Гудмена превратился в самый доходный проект в шоу бизнесе. Бенни, вкусив славы, заметно изменился. Он установил известную дистанцию в отношениях с коллегами. Стал придирчивым и высокомерным. Бенни и прежде был склонен к уединению, а с некоторых пор с ним и вовсе стало трудно общаться. В карманы музыкантов попадали лишь тонкие струйки из того денежного потока, который захлестнул их лидера. Джазовый оркестр постепенно стал семейным предприятием. Гарри – старший брат – играл на контрабасе. Младший брат Юджин управлял грузовиком с реквизитом. Братья Ирвинг и Фредди время от времени играли на трубе. После трагической смерти отца Бенни взвалил на себя бремя заботы о родственниках со всеми вытекающими от сюда последствиями. Бенни Гудмен установил в коллективе железную дисциплину и заставлял музыкантов репетировать до изнеможения. Он функционировал как бесстрастная машина и оркестрантам пришлось с этим смириться. Если кто-то из музыкантов спрашивал, чего он добивается, Бенни отвечал: "Свингуй, вот и всё". Лидер никогда не хвалил музыкантов. Иногда он делал одобрительные жесты. Переполненный радостью, ликующий Гудмен – это явление, наблюдавшееся крайне редко. Когда же он был чем-то недоволен – это замечали все. Бенни безжалостно отбирал у проштрафившегося музыканта его сольную партию и передавал её другому оркестранту. Услышав фальшь, он одаривал музыканта мрачным взглядом и тот трепетал. Многие музыканты начали терять веру в свои способности и их первоначальный энтузиазм начал сходить на нет. Одни уходили сами, других увольнял Гудмен. Несмотря на свой талант импровизатора, Бенни постоянно нуждался в подпитке свежими идеями. Новые импульсы поступали от очередного пополнения состава. В основном, это были молодые музыканты. Так хотел Бенни. Скажем, тенор саксофониста Дика Кларка выгнали только за то, что он был лысоват и этим портил общую картину. В конце концов, Гудмен добился своего. Исполнительский уровень его биг бенда стал высок, как никогда. Оркестранты, слились в единый организм, который панически вздрагивал, если кто-то по ошибке брал не ту ноту. Хемптон стартовал в шоу бизнесе как ударник. В 1930, записываясь с Армстронгом, он обнаружил в углу студии покрытый пылью вибрафон и начал дурачиться. Оказалось, что с помощью вибрафона вполне возможно реализовать импровизационный талант. Лайнел стал первым музыкантом джаза, взявшим на вооружение этот непривычный инструмент. В середине 1932 в Америке искали работу 12 млн. человек. Народу стало не до развлечений. Поесть бы досыта. Если годом ранее Бенни участвовал в 350 сеансах записи, то теперь за весь год он записывал джаз всего 3 раза – с Тедом Льюисом (Ted Lewis) и Беном Селвином (Ben Selvin). Радио стало единственным источником дохода кларнетиста. Там он получал примерно 200 дол. в неделю. Сидеть бы и радоваться. Так нет же. Бенни начал ругаться с дирижёром. Он не любил, когда ему указывали, что и как надо играть. В шоу бизнесе не забыли и другие проделки Гудмена. Многие просто отказывались иметь дело с высокомерным и своенравным кларнетистом. К осени 1933 Бенни Гудмен работал на радио от силы раз в неделю. В один из дней Гудмена пригласили в клуб "Point" для очень важного разговора. Только что вернувшийся из Великобритании импресарио Джон Хаммонд (John Hammond) так спешил, что помчался в клуб, едва пройдя таможенный контроль. Пробивной Хаммонд, несмотря на молодость, пользовался известностью в шоу-бизнесе. Навещая в Лондоне сестру, он совмещал приятное с полезным и побеседовал с сэром Луи Стерлингом – главой фирмы Columbia. Стерлинг предложил Хаммонду организовать экспорт новых джазовых записей из США в Европу, поскольку американский филиал компании совсем заглох в связи с депрессией. Хаммонд пообещал в ближайшие месяцы прислать не менее 60 свежих записей ряда джазменов, включая и Бенни Гудмена. Правда, существовала одна маленькая проблема. Джон взялся за дело, не проконсультировавшись предварительно с указанными исполнителями. Однако импресарио был лично знаком с большинством музыкантов и резонно полагал, что договориться с ними не составит труда. Бенни Гудмен не входил в число знакомых Хаммонда. Он виделся с ним однажды, когда тот дирижировал оркестром, аккомпанировавшим Рассу Коломбо (Russ Colombo). Тогда Бенни Гудмен не произвёл особого впечатления на Хаммонда, которому доводилось слышать массу первоклассных джазменов. В статье, опубликованной в газете Melody Maker Джон нелестно отозвался о Гудмене и его джазменах. Бенни же очень болезненно отреагировал на критику, поэтому разговор предстоял трудный. Хаммонд нервно ёрзал на стуле и тревожно поглядывал на дверь. Гудмен явно не торопился на деловую встречу. Он появился в клубе лишь спустя несколько часов. Антрепренёр сразу же принялся горячо уговаривать обидчивого музыканта. Гудмен долго ломался, изображая из себя до глубины души оскорблённого человека и согласился записываться лишь потому, что ему просто некуда было деваться. Уже много месяцев он не записывал джаз и деньги ему тоже были нужны. Хаммонд стал одним из самых близких друзей Гудмена. Джон Генри Хаммонд младший (John Henry Hammond, Jr.) родился 15 декабря 1910 в восьмиэтажном особняке в Нью-Йорке. Он был сыном Джона Генри Хаммонда старшего (John Henry Hammond Sr.) – успешного бизнесмена и адвоката, и Эмили Вандербилд Слоан Хаммонд (Emily Vanderbilt Sloan Hammond) – владелицы Sloan Furniture и наследницы Вандербилда. Джон Хаммонд младший окончил Hotchkiss Prep School и Yale University. Хаммонд радостно потирал руки – он всё-таки добился своего. Однако его энтузиазм заметно поубавился, когда он познакомился в студии с бойцами, которых привёл Бенни. Этот ансамбль был ещё хуже, чем злополучный времён Расса Коломбо. После долгих споров Гудмен уступил и подбором музыкантов занялся сам Хаммонд. Бенни поставил лишь одно условие – в оркестре не должно быть негров. "Если в городе узнают, что я играл вместе с Колменом Хокинсом (Coleman Hawkins) или с Бенни Картером (Benny Carter), с моими ангажементами здесь будет покончено раз и навсегда" – объяснил Бенни. Пока Хаммонд бурно выяснял отношения с Гудменом, другие джазмены, участвовавшие в проекте – Флетчер Хендерсон (Fletcher Henderson) и Джо Салливан (Joe Sullivan), благополучно записались. Наконец, Бенни и Джон договорились, сойдясь на кандидатурах, устраивавших обе стороны – тромбонисте Джеке Тигардене (Jack Teagarden) и ударнике Джине Крупе (Gene Krupa). Крупа, узнав, что ему предстоит встреча с Гудменом, помрачнел. "В оркестре Коломбо этот сукин сын разрешал мне стучать только щётками, - жаловался Джин. – А однажды он присвоил зарплату всего оркестра". Хаммонд успокаивал Крупу, заверив его, что Гудмен исправился и стал другим человеком. Затем Гудмен отправился к издателям выбирать композиции для записи. Песни он подобрал замечательные. Одна из них "Texas Tea Party" строилась на том, что слово "tea" (чай) имело на сленге и другое значение – марихуана. "Мама, мамочка! Куда ты спрятала мой чаёк?" – допытывался вокалист. "Боже, что скажут английские критики?" – думал Хаммонд. В своей очередной статье, однако, он написал совсем не то, что думал: "В студии работал один из лучших белых джаз бендов, - с вдохновением сообщил Хаммонд читателям газеты "Melody Maker". – Я, признаться, ожидал других результатов, но в общем вышло не плохо". А сам Гудмен полвека спустя, отвечая на вопрос "Какие из его пластинок следует первыми переиздать в новом цифровом формате на CD?", порекомендовал именно эти записи, датированные 1933. "Они мои самые любимые" - пояснил он. Сеансы записи с Тигарденом и Круппой особенно дороги Гудмену видимо потому, что они знаменуют поворотный пункт в его карьере. Руководство американского филиала Columbia, как оказалось, очень внимательно следило за манёврами своих европейских коллег. Пластинки, записанные Хаммондом, были лицензированы для продажи в США и хорошо расходились среди студентов. В итоге все были довольны. Бенни радовался тому, что он снова стал котироваться как джазмен и Columbia подписала с ним контракт. Джон Хаммонд хоть и не стал миллионером, но положил в карман довольно внушительную сумму и кроме того в волю попутешествовал по Европе. Теперь он ежегодно менял автомобили и мотался по Америке в поисках новых дарований. В конце 1933 Гудмен ещё трудился на радиостанциях, но всё чаще ходил с Хаммондом на концерты негритянских оркестров. Он перенимал опыт. Под влиянием Хаммонда Гудмен согласился даже принять участие в смешанных сеансах записи с Бесси Смит (Bessie Smith) и Билли Холидей (Billie Holiday). В планах Хаммонда Гудмену отводилась одна из главных ролей. Бенни и Джон стали друзьями и деловыми партнёрами. Хаммонд оказал Гудмену столь необходимую ему поддержку в критический момент, когда тот потерял ориентацию и практически отошёл от джаза. В свою очередь плоды труда талантливого кларнетиста позволили импресарио заниматься любимым делом без оглядки на финансовую сторону задуманных мероприятий. Их союз продолжался долгие годы, но, в конце концов, всё же распался. В 1934 амбиции Гудмена приводят к созданию большого танцевального оркестра, который начинает играть в Music Hall Билли Роуза (Billy Rose). Но после нескольких месяцев выступлений Роуза заменяют, а его преемнику оркестр не понравился. Но Гудмен не сдаётся и немногим позже в этом же году получает одно из трёх мест для танцевальных оркестров в регулярном радио шоу, транслируемом NBC. Шоу под названием "Let's Dance" продолжается около шести месяцев. Так как для шоу Гудмену нужно было каждую неделю выдавать новую музыку, Джон Хаммонд посоветовал Бенни приобрести джазовые композиции из репертуара оркестра Флетчера Хендерсона (Fletcher Henderson), который был чрезвычайно популярным афроамериканским биг бендом в Нью-Йорке в конце 20-х – начале 30-х. В этот период Гудмен пользуется услугами таких ведущих аранжировщиков как Флетчер Хендерсон (Fletcher Henderson) и Лайл "Спад" Мёрфи (Lyle "Spud" Murphy). Музыкантами его оркестра становятся Банни Бериган (Bunny Berigan), тромбонисты Ред Баллард (Red Ballard) и Джек Лейси (Jack Lacey), саксофонисты Тутс Монделло (Toots Mondello) и Хайми Шерецер (Hymie Schertzer), в ритм секции блистали Джордж Ван Эпс (George Van Eps) и Френк Фроеба (Frank Froeba), которых сменили Аллен Реусс (Allen Reuss) и Джесс Стейси (Jess Stacy). Брат Гудмена Гарри Гудмен (Harry Goodman) играл на басу, а за барабанами сидел Стен Кинг (Stan King), которого сменил более быстрый и впечатляющий Джин Крупа (Gene Krupa). Вокалисткой оркестра была Хелен Уорд (Helen Ward), которая была самой популярной певицей того времени. В 1934 ему удалось создать оркестр, состоящий только из белых музыкантов, он начал записываться на студии Columbia. С трубачом Банни Бериганом (Bunny Berigan) оркестр записал на студии Victor композиции "King Porter Stomp" и "Sometimes I'm Happy", ставшие чрезвычайно популярными. Комбинация музыки Хендерсона, уверенной игры Бенни на кларнете и его превосходно слаженного оркестра сделали Гудмена восходящей звездой середины 30-х. В начале 1935 Гудмен и его оркестр был одним из трёх биг бендов, принимавших участие в радио шоу Let's Dance. По времени передачи транслировались из Нью-Йорка слишком поздно, чтобы привлечь внимание публики на Восточном побережье. Однако разница во времени с Западным побережьем сыграла ему на руку, и он обрёл там множество поклонников. Когда он впервые прибыл в Калифорнию, его встречала огромная толпа восторженных почитателей его музыки. Бенни оставался участником шоу Let's Dance до мая 1935, пока забастовка не привела к закрытию популярного радио шоу. Гудмену ничего не оставалось делать, как отправиться в турне по Америке. Однако некоторые выступления оркестра получили довольно прохладный приём публики, которая ожидала услышать более приглаженный, более сладкий джаз в отличие от "горячего" стиля, который предлагал Гудмен. К августу 1935 оркестр Гудмена был на грани развала. Сам Гудмен потерял все иллюзии и был готов распустить оркестр, но именно в этот момент всё изменилось для оркестра и его джаз стал другим. Карабкаясь по лестнице шоу-бизнеса, Гудмен испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, успех давал ему больше возможностей, чтобы проявить свой талант. С другой, одновременно росла ответственность за судьбу коллектива и увеличивался риск краха всего мероприятия. Бенни стоял на перепутье и не знал, что делать дальше. Он мог, конечно, тянуть лямку до тех пор, пока не иссякнут ангажементы и оркестр не умрёт естественной смертью. Второй путь – немедленно распустить биг бенд и вернуться в анонимную тишину радиостанций, что стало бы, конечно, шагом назад. Имелся ещё один вариант. Сгладить углы, уменьшить число шумных джазовых номеров и так попытаться удовлетворить запросы неподготовленной публики. Перед выступлением в танцзале Oakland Ballroom Бенни не скрывал своего мрачного настроения. "О, боже! Да нас сотрут в порошок" - сказал Бенни своей вокалистке Хелен Уорд (Helen Ward). Внезапно перед ними появился улыбающийся человек в шляпе. Это был директор танцзала. "Чего пригорюнились, мистер? Ломбардо будет играть здесь только через неделю. А те, кто ломиться внутрь, пришли ради Вас". Гудмен не поверил и распорядился, чтобы музыканты были готовы немедленно покинуть сцену при появлении другого оркестра. Тут двери зала распахнулись, толпа бросилась к подиуму и окружила оркестрантов плотным кольцом. "Ошибка. Тут какая-то ошибка", - думал Бенни. – "King Porter Stomp", - крикнул он, объявив самый боевой номер из программы оркестра. Вперёд выдвинулся слегка пьяный трубач Банни Бериган (Bunny Berigan), ухнули саксы и замолотила ритм-секция. В ответ раздался такой многоголосый вопль, что Бенни с перепугу едва не выронил кларнет. А когда пришла его очередь солировать, зал просто впал в неистовство. "Мы попали в город сумасшедших", - хохотал кларнетист между сольными проходами. Побуждаемый частично продюсером Джоном Хаммондом (John Hammond), частично своим желанием улучшить оркестр, Гудмен предпринял большие изменения в составе, и к августу 1935, когда турне добирается до Лос-Анджелеса, оркестр достигает чрезвычайно хорошей формы. Несмотря на успех в радиошоу и записи оркестра, турне проходило с переменным успехом, а иногда и откровенно неудачно. Конечным пунктом турне оркестра Гудмена был танцевальный зал "Palomar Ballroom" в пригороде Сан-Диего, Калифорния. Он представлял собой огромную танцевальную площадку, вмещавшую 4 000 пар, и отдельную секцию со столиками и буфетом. В расписании значились выступления оркестра Гудмена в течение трёх недель. Бенни проявил осторожность и в первый вечер оркестр исполнял более-менее спокойную и монотонную музыку, состоявшую из недавно приобретённых композиций. Публика бутылками не швырялась, но и особой радости не проявляла. "Если мы всё равно идём ко дну, Бенни, так давай хоть тонуть под нашу музыку", - предложил Крупа. Гудмен кивнул головой и сказал музыкантам достать аранжировки Флетчера Хендерсона (Fletcher Henderson). По сигналу лидера музыканты грянули композицию "Down Home Rag", половина танцоров оцепенела, а затем с радостными криками устремилась к сцене. А когда трубач Банни Бериган (Bunny Berigan) исполнил свои соло в композициях Хендерсона "Sometimes I'm Happy" и "King Porter Stomp", зрители окружили сцену и взорвались аплодисментами. Это был волнующий момент. Проехав 3.000 миль Бенни Гудмен во второй раз встретился с людьми, которые с одобрением и даже с энтузиазмом отреагировали на его музыку. "Восторженный рёв толпы в танцзалах Oakland и Palomar – это самые приятные воспоминания всей моей жизни", - говорил позднее Бенни. В те незабываемые вечера родился новый танец, получивший название "Jitterbug", который вызвал настоящее помешательство на многих танцполах. В последующие дни газеты по всей стране печатали статьи о новом феномене, который зародился в Palomar. Гудмен наконец стал звездой общенационального масштаба. Эра биг бендов подошла к закату, и началась эра свинга, которую возглавил Гудмен. Конечно, это некоторое преувеличение, так как и до Гудмена в США работали множество свинговых оркестров. Правда, почти все они состояли из чернокожих музыкантов, а потому не могли преодолеть расовых барьеров. Тогда звездой общенационального масштаба мог быть только белый джазмен и благодаря удачному стечению обстоятельств королём свинга стал Бенни Гудмен. Почему взлёт Гудмена к славе произошёл именно в Palomar Ballroom? Этому есть стандартное объяснение: трёхчасовая разница во времени между восточным и западным побережьем страны. Когда передача "Let's Dance" выходила в эфир, в Калифорнии было не так поздно, как в Нью-Йорке, и её слушало гораздо больше тинэйджеров – основных поклонников свинга. Вторым важным фактором был лос-анджелесский диск-жокей Эл Джарвис (Al Jarvis). Он регулярно прокручивал диски Гудмена в своих радиопрограммах. Когда калифорнийцам представилась возможность увидеть оркестр Бенни Гудмена живьём, в танцзал ринулись тысячи людей и возник ажиотаж. Сводки с места событий напоминали боевые. "Бенни со своим свингом свихнул всё Западное побережье, - удивлялся критик журнала Downbeat. - На его выступлениях теперь уже даже не танцуют, все стоя слушают и аплодируют. Невероятно". Бенни всё ещё не верил в свой успех. Лос-Анджелес лишь маленькая часть всей Америки. Но он тревожился зря. Народ всё прибывал и вскоре в зал не могли попасть даже голливудские знаменитости. Сам Бенни с трудом достал билеты для приехавших к нему родственников. Гудмен постоянно обновлял и пополнял свой репертуар. Он нанял сразу двух аранжировщиков – Давида Роуза (David Rose) и Джимми Манди (Jimmy Mandy). Плодовитый Манди написал 400 аранжировок за три года. 40 из них были использованы при записях пластинок. Эра свинга на 90 процентов состояла из оркестров. Свинговый оркестр 1930-х обычно включал в себя около 15 музыкантов и состоял из секции труб и тромбонов, секции саксофонов и ритм-секции (рояль, бас, ударные, иногда ритм-гитара). Аранжировка строилась на противопоставлении секции труб секции саксофонов, в то время как ритм секция держала четкий ритм (как правило, на 4/4). Саксофонная секция вела мелодию, в то время как трубы отсвинговывали в такт сильным долям. Эффект создавался настолько сногсшибательный, что вся Америка танцевала под эту музыку. Кларнетиста Бенни Гудмена называли "Королем свинга". После расширенного ангажемента в Palomar оркестр, возвращаясь назад на Восток, делает ещё одну длительную остановку в Чикаго, где выступает на этот раз в Joseph Urban Room в Congress Hotel. Это место пользовалось дурной славой после печального случая, произошедшего во время всемирной выставки. Поселившиеся в отеле гости заболели дизентерией. Мощности туалетов не хватало, и постояльцы загадили все окрестности. Заведение находилось на грани банкротства и, если бы не Бенни, его пришлось бы закрыть. Владелец отеля, осаждённый со всех сторон поклонниками свинга, буквально молился на дорогого гостя и продлили месячный ангажемент до полутора. Радиокомпания NBC транслировала выступления оркестра на всю страну. На протяжении некоторого времени Бенни Гудмен не опасался конкурентов, а они появлялись словно грибы после дождя. Оркестры Джимми Дорси (Jimmy Dorsey), Томми Дорси (Tommy Dorsey), Боба Кросби (Bob Crosby), Глена Миллера (Glen Miller). Бенни поглядывал на них сверху вниз. Сам он был признан по результатам опросов лучшим кларнетистом, а его оркестр возглавил соответствующий раздел в анкете журнала "Downbeat". Немногим ранее Гудмен сделал несколько записей в составе трио с Крупа и темнокожим пианистом Тедди Уилсоном (Teddy Wilson). Записи продавались хорошо и Хелен Окли (Helen Oakley), позже Helen Oakley Dance, посоветовала ему представить Уилсона в составе трио в отеле. Гудмен сомневался, но в конечном счёте убедился, что выступления группы, состоящей из участников разных рас, не вызывают катастрофы. И когда их выступление прошло без эксцессов, кроме аплодисментов, он вскоре после этого принимает Уилсона в качестве постоянного участника вышеупомянутого трио. Стремясь сохранить лидерство, Гудмен пускался на разные нетрадиционные ходы. В 1936 организовал, например, необычный квартет с участием темнокожего вибрафониста Лайнела Хэмптона (Lionel Hampton). "Летом 1936 мой ансамбль выступал в голливудском отеле Paradise Inn, - вспоминал Хэмптон. – Бенни пришёл, посидел пол часа на стуле, потом подошёл и сказал: "Слушай, я хочу с тобой поиграть". Мы буйствовали 3 часа. На следующий вечер Бенни привёл часть своих оркестрантов, и мы играли часов до 6 утра. Потом Бенни сказал: "А давай вместе запишемся". Я аж подпрыгнул от радости". Так родился квартет Бенни Гудмена. Заводила Хэмптон редко выделялся на фоне оркестрантов Гудмена. С его приходом у Бенни появился новый аттракцион и множество новых приверженцев. На этом этапе Гудмен действительно перестал обращать внимание на цвет кожи и этническое происхождение своих музыкантов. Правда Хэмптону и Уилсону приходилось ночевать в отелях для негров, но они не протестовали, т.к. в те времена это было нормой. Если инциденты и случались, то вне оркестра. В Канаде к Хэмптону пристал один тип в баре. Гудмен прибежал, когда драка была в полном разгаре. "Если такое ещё раз повториться, я и мой оркестр покинем город немедленно", - предупредил Бенни местные власти. Угроза подействовала, расисты притихли. Надо отдать должное Гудмену: наняв негров, он стоял за них горой и не шёл ни на какие компромиссы. "Вы либо получите оркестр в полном составе, либо не получите ничего", - предупреждал Бенни устроителей концертов. И эта чёткая позиция помогала ему избегать возможных недоразумений. Но то, что мог себе позволить знаменитый Гудмен, редко прощалось менее известным джазменам. Арти Шоу (Artie Shaw) вынудили расстаться с певицей Билли Холидей (Billie Holiday). Лине Хорн (Lena Horn) пришлось покинуть оркестр Чарли Барнета (Charlie Barnet), не проработав в нём и 4-х месяцев. Оркестр Гудмена продолжает привлекать огромную восторженную аудиторию. В биг бенде, который стал ведущим коллективом эры свинга, играют такие мастера как Гарри Джеймс (Harry James), Зигги Элман (Ziggy Elman), Крис Гриффин (Chris Griffin), Вернон Браун (Vernon Brown), Бэйби Рассин (Babe Russin) и Артур Роллини (Arthur Rollini). Гудмен предпринимает особенно успешные выступления в Paramount Theatre в Нью-Йорке, начавшиеся 3 марта 1937. Его записи продолжают хорошо продаваться. Хелен Уорд (Helen Ward) – солистка оркестра Гудмена, была любовницей босса. Бенни и Хелен часто ссорились, расходились потом опять сходились. "После очередной размолвки я начала встречаться с другим мужчиной по имени Билл, - вспоминала певица. – Однажды мы сидели с ним на террасе кафе и тут к нам неожиданно подсел Бенни. Билл как раз уговаривал меня уйти из оркестра Гудмена и остаться в Калифорнии. "Послушай, - вмешался Бенни. – А ты знаешь, что я собрался на ней жениться?" Я просто опешила от неожиданности и долгое время находилась в полном замешательстве. Подобных намёков от него я прежде не слышала. В общем, вечером я ответила на предложение Бенни согласием. Спустя неделю любуюсь я закатом на пирсе в Атлантик Сити и тут рядом возникает мой суженый. "Дорогая, - лепечет он. – Я чувствую, что пока ещё не созрел для женитьбы". "Ага, - воскликнула я в ярости, - Мне всё ясно. Я пою каждый второй номер в твоей программе, ты инвестировал в меня кучу денег и поэтому не хочешь меня терять". Я так обозлилась на Бенни, что немедленно завела себе другого любовника – моего друга детства. Как-то вечером мы сидели с Гудменом в ресторане, и я сообщила ему, что увольняюсь. Он изучал в этот момент меню и среагировал мгновенно – швырнул его мне в лицо". Место Хелен Уорд перед микрофоном на некоторое время занимает вокалистка Марта Тилтон (Martha Tilton). Финансовое положение Гудмена укрепилось. Его годовой доход составлял 100 000 долларов, но это не внесло никаких изменений в его образ жизни. Бенни не любил светское общество, предпочитая одиночество. Большую часть времени он проводил в номерах отелей, прослушивая сделанные записи, просматривая почту и строя планы на будущее. Недостатка в женском внимании он не испытывал. Журналисты, часто бравшие у него интервью, неизменно обнаруживали в его номерах каких-то девиц, иногда спавших, иногда бодрствовавших. "Мы же не будем тревожить леди, ок?" – говорил Бенни и уводил репортёров в другую комнату. Контакты с посторонними Бенни ограничивал до абсолютного минимума. Заметив в зале знакомых, он не заговаривал с ними, а только кивал головой. Такое поведение музыканта озадачивало многочисленных деляг, жаждавших погреться в лучах славы короля свинга. Издатели охотились за Гудменом в надежде всучить ему песни из своих каталогов. Газетчики, не смыслившие ничего в джазе, досаждали его просьбами об интервью. А уж о восторженных поклонниках и говорить нечего - те были везде, куда бы он не пришёл. Бенни снимал очки, поднимал воротник, надвигал шляпу – ничего не помогало, его всё равно узнавали. Кларнетисту буквально не давали прохода – его дёргали за одежду, обнимали, целовали. Но Бенни как-то раз признался, что его вовсе не раздражает назойливость поклонников, и что ему приятно всеобщее внимание. За то, что Гудмен отбрыкивался от издателей руками и ногами, а интервью давал крайне неохотно и был немногословен, ему приклеили ярлык высокомерного сноба, не желающего общаться с уважаемыми деятелями шоу-бизнеса. Джон Хаммонд немедленно встал на защиту своего любимца, заявив: "Бенни некогда расточать улыбки. У него много завистников. Они обвиняют Гудмена в том, что он подбирает репертуар независимо от издателей и предпочитает работать с неграми. Так что с того? Да он просто ангел по сравнению с теми милыми парнями, которыми переполнен Бродвей". Гудмен действительно подбирал репертуар сам, полагаясь на своё чутьё, а не на издательскую рекламу. Например, большой хит 1937 он позаимствовал у итальянца Луи Прима (Louis Prima). Изначально продолжительность песни "Sing, Sing, Sing" не должна была превышать двух-трёх минут. В процессе спонтанной адаптации на концертах композиция становилась всё длиннее. К моменту записи её длина выросла до восьми минут. Так что композицию пришлось поместить на обе стороны сингла. Бенни Гудмен был подлинным кумиром молодёжи. В кинотеатре Paramount его появление вызвало такую истерию, что музыкантам пришлось ждать несколько минут, пока стихнет невообразимый гвалт. Бенни поднял руку, как учитель в классе и попросил публику не танцевать в проходах и сохранять спокойствие. Куда там! Едва заиграла музыка, подростки пустились в пляс. Их спровоцировали специально нанятые танцоры. Гудмен с ухмылкой наблюдал за толпой девушек, ожидавшей музыкантов у входа из кинотеатра. "Они делали всё возможное, чтобы познакомиться со мной и моими парнями, - рассказывал Бенни. – А уж что они писали нам в письмах! Это не для печати". Надо иметь в виду, что шумиха вокруг оркестра Бенни Гудмена не совсем точно отражала положение дел. Хотя королём провозгласили Гудмена, в Америке имелись другие оркестры, свинговавшие гораздо лучше его коллектива. Так Гудмен потерпел поражение в музыкальной битве столетия, состоявшейся в танцевальном зале Savoy Ballroom. Он проиграл Чику Уэббу (Chick Webb), однако формально сохранил за собой королевский статус. Везде, где выступал Гудмен, происходили беспорядки. В танцзале набивалось столько народу, что места для танцев не оставалось. Люди стояли плечом к плечу и раскачивались в такт музыке. В конце 1937 публицист Гудмена Уинн Натансон (Wynn Nathanson) предпринял некоторые усилия, чтобы подготовить упрямую публику, высказав предположение, что оркестр Гудмена вполне мог бы выступить в знаменитом концертном зале Carnegie Hall в Нью-Йорке. "Бенни Гудмен сначала сильно сомневался в необходимости этого концерта, опасаясь наихудшего. Однако, когда его фильм "Hollywood Hotel" получил хорошие отзывы и собрал неплохую кассу, он полностью погрузился в работу. Он отменяет несколько выступлений и настаивает на репетициях внутри Carnegie Hall для того, чтобы участники его оркестра привыкли к акустике зала". Концерт был назначен на 16 января 1938. Билеты раскупили за несколько недель до начала события. Carnegie Hall вмещал 2,760 зрителей, которые заплатили по 2 доллара 75 центов за место, что было достаточно высокой ценой в те времена. И снова первая реакция была культурно сдержанной. Первые номера, в которых в качестве гостей приняли участие несколько музыкантов из оркестров Каунта Бейси (Count Basie) и Дюка Эллингтона (Duke Ellington), прошли не так хорошо, как хотелось. Но по ходу концерта публика несколько оживилась и последующие номера в исполнении трио и квартета были приняты довольно хорошо. Один из самых незабываемых моментов концерта наступил тогда, когда Гудмен закончил своё соло и неожиданно "передал пас" пианисту Джессу Стейси (Jess Stacy). "На концерте в Carnegie Hall после обычного вступления Джессу Стейси дали исполнить его соло. По началу он как обычно лишь оказывал ритмическую поддержку мелодии, и был совсем не готов оказаться в центре внимания, но то, что вышло из-под его пальцев, было настоящим изяществом, импрессионистским чудом с элементами классической пышности, не потерявшим к тому же чувства свинга. Это соло стало одним из его лучших, и достаточно ироничен тот факт, что оно, обладая столь тонкой нюансировкой, родилось из довольно хаотичной, помпезной мелодии". В Carnegie Hall прежде выступали только классические исполнители. Так что нет ничего удивительного, что концерт биг бенда Бенни Гудмена в этом зале вызвал повышенный интерес у определённой части публики. Леди в вечерних платьях и джентльмены во фраках хоть и не отплясывали винди хоп, но к концу шоу оживились и бурно аплодировали, вызывая музыкантов на бис. Вокальный номер "Loch Lomond" в исполнении Марты Тилтон (Martha Tilton), хоть и не представлял из себя ничего особенного, вызвал бурные овации и просьбы повторить номер. Занавес поднимали 5 раз. Гудмену пришлось выйти, и первый раз за вечер обратиться к публике, объяснив, что, к сожалению, они не подготовили номер на бис, но Марта выйдет и исполнит ещё один номер. Концерт подошёл к своему кульминационному моменту – песне "Sing, Sing, Sing", которая закрепила успех. Гудмен подтвердил свою репутацию "Короля Свинга" ('King of Swing'), а вещи "She's Funny That Way" и "Swingtime In Rockies" стали джазовой классикой. Лучшие номера были включены в 12-и дюймовый диск, на котором значились имена тенор саксофониста Бейба Рассина (Babe Russin), трубача Гарри Джеймса (Harry James), конечно же Гудмена и ударника Джина Крупы (Gene Krupa). Многие критики считают этот концерт одним из наиболее значимых в истории джаза. После стольких лет исполнения его множеством музыкантов по всей стране джаз наконец-то был принят основной аудиторией. И хотя эра биг бендов продолжалась не так долго после этого, именно в этот момент было заложено основание, на котором джаз начал внедряться в другие жанры популярной музыки. Концерт, конечно же, записывали, но, несмотря на использование лучшего оборудования того времени, качество получилось не самым лучшим. Была сделана ацетатная запись концерта из которой в последствии сделали алюминиевую матрицу. Продюсером записи был Альберт Маркс (Albert Marx), который сделал её прежде всего, как подарок своей супруге Хелен Уард (Helen Ward), и во вторую очередь для Бенни. Он заключил контракт с Artists Recording Studio на запись двух концертов. У фирмы Artists Recording было два аппарата для записи, и для записи второго выступления они передали один в пользование студии звукозаписи Рэймонда Скотта (Raymond Scott). Лишь в 1950 жена одного из братьев Гудмена нашла записи в его апартаментах и обратила на них внимание Бенни. В начале 1998 алюминиевые мастер диски было решено перевыпустить в цифровом формате и на основе этого материала был создан набор из компакт дисков. Популярность биг бенда Бенни Гудмена достигла пика в 1937, а затем пошла на спад. Вскоре после Карнеги Холла персонал оркестра подвергается существенным изменениям. Одна из причин – нестабильное положение внутри коллектива, вызванное различиями в характерах лидера и его музыкантов. Гудмен завидовал ударнику Джину Крупе (Gene Krupa), потому что тот чаще бывал в центре внимания. Бенни выдаст заковыристое соло – в зале жидкие аплодисменты. Джин тряхнёт чубом – у публики истерика. После шоу все поклонники бежали за автографами к Крупе и трубачу Гарри Джеймсу (Harry James). Гудмен же в своих очках был больше похож на университетского профессора, чем на джазовую звезду. Впрочем, он ведь сам возвёл незримый барьер между собой и публикой, так что обижаться ему было не на что. Но Бенни жутко ревновал. Это противостояние закончилось безобразной ссорой на сцене филадельфийского кинотеатра. Крупа обругал Гудмена последними словами, убежал в гримёрную и разорвал свой контракт в клочья. Бенни потерял первоклассного ударника, зато у него стало одним соперником меньше. Новый барабанщик Дэйв Таф (Dave Tough) сбежал через 7 месяцев. Его преемник Бадди Шуц (Buddy Shutz) продержался в оркестре полгода. Хитрый Бадди позаботился о долгосрочном контракте. Его выперли, а срок договора ещё не истёк. Поэтому он исправно приходил на службу, ничего не делал, но денежки получал. Босс пытался вынудить Шутца уйти раньше времени, обзывая его обидным прозвищем "Адольф" за сходство с Гитлером. Однако тот только ухмылялся, глядя на вспотевших от натуги музыкантов, и с язвинкой спрашивал: "Эй, Бенни, пивка не принести?" Чехарда с барабанщиками продолжалась ещё долго. Ветераны оркестра пришли к выводу, что после инцидента с Крупой босс просто возненавидел всех ударников. С певицами Гудмену не везло. Им, впрочем, с ним тоже. Хелен Форрест (Helen Forrest) проработала в оркестре 1 год. "Я нахлебалась по горло. Такое хамство мало кто выдержит, - рассказывала она. – Наконец, я заявила Бенни: "Всё, с меня довольно. Ищи себе другую вокалистку и делай это побыстрее". Гудмен нанял первую же певицу, попавшуюся ему на глаза. Её звали Пегги Ли (Peggy Lee). Контракт с Форест истекал только через месяц, но за всё это время ей ни разу не позволили спеть. Юная и неопытная Ли так боялась шефа, что от ужаса часто фальшивила. Присутствовавший во время записи Бенни хмыкнул: "Да она просто петь не умеет". После нескольких неудачных проб песня "Elmer's Tune" была всё-таки записана. Крупа покинул Гудмена и собрал свой оркестр, вскоре уходят Уилсон и Джеймс. Гудмен находит им замену и продолжает выступать, как и прежде, хотя неизбежно оркестр начинает звучать по-иному. В этот период Гудмен собирает особенно интересный состав при участии Кути Уилльямс (Cootie Williams), Биг Сид Катлетт (Big Sid Catlett), Джорджи Олда (Georgie Auld), Джонни Гуарниери (Johnny Guarnieri), а в малом составе, который превратился в секстет под названием Benny Goodman Sextet, играет электрогитарист Чарли Крисчиан (Charlie Christian). Среди других музыкантов Гудмена были Джимми Максвелл (Jimmy Maxwell) и Мэл Пауэлл (Mel Powell). Кларнетист использовал сложные аранжировки Эдди Саутер (Eddie Sauter). В 1939 Хаммонд убеждает Гудмена прервать отношения с RCA и подписать контракт с фирмой Columbia, в которой Хаммонд занимал должность продюсера и охотника за талантами. Пианистка и аранжировщица Мэри Лу Уильямс (Mary Lou Williams), которая играла в то время в группе Andy Kirk and His Clouds of Joy, была близкой подругой как продюсера фирмы Columbia Джона Хаммонда, так и Бенни Гудмена. Именно она посоветовала Хаммонду обратить внимание на гитариста Чарли Крисчиана (Charlie Christian). По другой версии выступление Крисчиана в Ritz Cafe Джон Хаммонд приехал послушать с подачи Милдред Бейли (Mildred Bailey). Как бы там ни было, но Хаммонд был настолько впечатлён талантом гитариста, что в августе 1939 привёз Крисчиана в Лос-Анджелес и попытался убедить Бенни Гудмена прослушать молодого гитариста. Довольно часто упоминается то обстоятельство, что первоначально Гудмен не был заинтересован в Крисчиане, так как электрогитара была относительно новым инструментом. Но необходимо учесть тот факт, что среди прочих претендентов в свой оркестр Гудмен прослушивал таких электрогитаристов как Floyd Smith и Leonard Ware, которые не обладали мастерством Кристиана. Есть также сведения о том, что первоначально Гудмен безуспешно пытался перекупить контракт Флойда Смита (Floyd Smith) у Энди Кёрка (Andy Kirk). Но затем был настолько впечатлён игрой Крисчиана, что нанял его вместо Смита. Есть несколько версий первой встречи Крисчиана и Гудмена, состоявшейся 16 августа 1939. Достаточно сказать, что их первая встреча в полдень в студии звукозаписи прошла не очень удачно. В статье журнала Metronome в 1940 Чарльз вспоминал: "Я предполагаю, что ни одному из нас не понравилось то, что я сыграл". Но Хаммонд всё же решил настоять на своём и попробовать снова, не посоветовавшись с Гудменом (хотя сам Крисчиан утверждал, что Гудмен пригласил его на шоу в тот вечер). Хаммонд посоветовал Чарли не падать духом и попросил его быть на кухне ровно в 20.30 в этот же вечер. И вот парень из провинции появился в шикарном ресторане Victor Hugo в Beverly Hills. В огромной шляпе, в рубахе пурпурного цвета и желтых ботинках. В одной руке Чарли держал свою гитару, в другой - электроусилитель. Во время перерыва, когда Гудмен пошёл перекусить, Хаммонд и Арти Бернсиайн (Artie Bernstein) пронесли в ресторан и установили на сцене усилитель Крисчиана. Когда Бенни вышел на сцену он сначала оторопел, затем страшно разозлился. Это трудно было себе представить - рядом с его джазменами сидел парень из Оклахомы в пурпурной рубахе и жёлтых ботинках. Но он ничего не мог сделать, нужно было отыграть хотя бы один номер, и он объявил песню "Rose Room". Эта тема скорее была знакома столичным белым музыкантам. Чарли же был парнем с юга и к тому же чёрным. Но Гудмен не знал, что Чарли вырос на этой песне. Бенни Гудмен исполнил вступление, Лайнел Хемптон (Lionel Hampton) ответил ему, затем Крисчиан всплыл из неизвестности, и сыграл свои 25 аккордов. Он сразу покорил публику, музыкантов оркестра и самого Гудмена. В те времена оркестр обычно исполнял композиции по 5-6 минут. Но в этот раз Чарли так завёл всех, что все кричали: "Давай ещё!" Эта версия "Rose Room" длилась целых 45 минут. Дальнейшее утонуло под шквалом аплодисментов. Неудивительно, что с этого момента Крисчиан становится приближённым Гудмена. Чарли становится настоящим хитом со своей электрогитарой и остаётся в составе секстета Гудмена два года (1939-1941). Он написал множество аранжировок для группы (авторство некоторых Гудмен присвоил себе) и служил вдохновением для всех участников секстета. В этом составе он становится знаменитым, что позволило ему получать стабильный заработок и легитимировать, популяризировать, революционизировать и стандартизировать электрическую гитару как джазовый инструмент. В дальнейшем Крисчиан остаётся в Нью-Йорке, где выступает с боповыми музыкантами в гарлемском клубе Minton's. "Чарли впечатлял всех своими длинными импровизационными линиями, делая особый акцент на слабые доли и используя изменённые аккорды". Чарли Крисчиан умер 2 марта 1942 на Staten Island от туберкулёза. Он оказал неоценимый вклад в расширение джазовых форм, чему в немалой степени содействовал и Бенни Гудмен. Записи Крисчиана с Гудменом и репетиционные нарезки, сделанные в студии фирмы Columbia в начале 40-х стали широко известны и пользуются большим уважением. 14 марта 1942 Бенни женился на сестре Джона Хаммонда Элис Хаммонд Дакворт (Alice Hammond Duckworth). Она была старше Гудмена на три года и уже побывала замужем за членом британского парламента. Бенни практически принял эстафету у англичанина. Свадьба последовала сразу же после развода Элис. По сравнению с манерным Даквортом грубиян Гудмен показался Элис очень экзотичным мужчиной. Многие предрекали скорый конец этому неравному браку. В отличие от Элис – родственницы богатого Вандербильда, Бенни был плебеем, выбившимся из грязи в князья. Однако их союз оказался на редкость прочным. Гудмен, прежде игнорировавший всё, что не касалось музыки, начал появляться на вечеринках, заинтересовался спортом, стал мягче в общении. Пара свила уютное семейное гнёздышко в New Cannon, Connecticut, поселившись в просторном особняке с бассейном и садом. В 1943 у них родилась дочь Рейчел (Rachel), через 3 года вторая дочь Бенджи (Benjie). Обе изучали музыку, но не обладали такими же талантами, как их отец. У Эллис было три дочери от первого брака, так что в доме у Гудменов веселье не прекращалось никогда. Со временем Гудмен перестал быть новатором. Он уже не формировал общественный вкус, а лишь послушно следовал ему. Лидер уже не охотился за талантливыми исполнителями, а репертуар состоял из обработок коммерческих поп хитов. Нехватка хороших музыкантов стала особенно ощутимой после вступления США во Вторую мировую войну. Многих призвали в армию, а за оставшимися руководители оркестров буквально дрались, предлагая им астрономические гонорары. Когда трубач Максвелл решил покинуть деспота Гудмена Вуди Херман (Woody Herman) предложил ему сперва 750 долларов в неделю, затем 1000. Главный источник доходов биг бендов – гастрольные поездки, иссяк из-за строго рационирования бензина и автомобильных покрышек. Кроме того, основной профсоюз музыкантов провёл несколько забастовок (в 1942, 1944 и 1948) против крупных фирм грамзаписи, которые прекратили выпуск убыточных джазовых пластинок и сделали упор на сиюминутные шлягеры. Свинг больше не был доминирующим стилем в мире джаза. Гудмен, однако, оказался в более выгодном положении, чем его конкуренты. Его по причине слабого здоровья в армию не взяли, а большинству лидеров оркестров пришлось одеть военную форму и отправиться в Старый свет. Почти все обезглавленные биг бенды развалились, и джазовая сцена опустела. Но Бенни Гудмен теперь шёл нарасхват. На танцах в бруклинском Проспект парке собралось 45 тысяч поклонников свинга. В возникших беспорядках погибла лошадь одного из конных полицейских. Недвижимости был нанесён ощутимый ущерб. Никогда ещё оркестр Гудмена не звучал так плохо, но публика, жаждавшая развлечений, этого не замечала. В марте 1944 у Гудмена возникли разногласия с агентством MCA, находившим ему ангажементы. Однако срок контракта истекал лишь через год. Не желая больше кормить алчных акул шоу-бизнеса, Гудмен разогнал оркестр, осел в Нью-Йорке и перестал проявлять присущую ему творческую активность. Избавившись от опеки агентства МСА, Бенни организовал последовательно несколько оркестров, каждый из которых просуществовал очень недолго. В революции бибопа Гудмен не участвовал и даже более того – беспощадно разделывался с бибоперами, случайно затесавшимися в его биг бенды. Постепенно Гудмен стал в джазе одиозной фигурой. Его консерватизм пугал критиков, но сам Бенни сохранял спокойствие, потому что поступление денег не прекращалось. Кроме того, ему надоело надрываться. К 1945 году в начале восхождения эры бибопа, музыка оркестра Гудмена стала звучать несколько старомодно. В 1946 году он распустил свой оркестр и переехал с семьёй в Лос-Анджелес. Экс король свинга копался в саду и лишь изредка записывался на студии фирмы Capitol. По мнению большинства критиков Гудмен превратился в плохого имитатора самого себя. Бенни ещё некоторое время переругивался с критиками, сотрудничал с различными солистами и группами, формировал и распускал ансамбли. Время от времени он напоминал о себе, делая неожиданные перерывы из-за постоянных проблем со спиной, которая периодически болела. Бенни Гудмен играл с симфоническими оркестрами почти 4 года. Его репертуар составляли произведения Брамса, Моцарта, Бетховена, Бартока, Бернстайна. В 1949 в свои 40 лет он начал брать уроки у Реджинальда Келла (Reginald Kell) - знаменитого британского классического кларнетиста, проживавшего в США. Ему пришлось полностью поменять технику: вместо удержания мундштука между верхними зубами и нижней губой, что он делал на протяжении 30 лет с тех пор, как впервые прикоснулся к инструменту, Гудмен учился новому амбушюру с использованием обеих губ и даже новой технике распальцовки. Он удалил старые мозоли на пальцах и начал снова изучать кларнет. Однако Гудмен не добился на этом поприще большого успеха, не смотря на деятельную поддержку Реджинальда Келла. Гудмен исполнил несколько премьер работ для кларнета и симфонического оркестра ведущих композиторов, что было частью стандартного репертуара, в частности "Contrasts" Белы Бартока (Béla Bartók), "Clarinet Concerto No. 2 Op. 115" Малкольма Арнольда (Malcolm Arnold) и "Clarinet Concerto" Аарона Коупленда (Aaron Copland). Хотя произведение "Prelude, Fugue, and Riffs" Леонард Бернстайн (Leonard Bernstein) написал для оркестра Вуди Хермана (Woody Herman), первый раз его исполнил Гудмен. В тоже время Игорь Стравинский (Igor Stravinsky), создавая свой "Ebony Concerto" в 1945, ориентировался как на Гудмена, так и на Хермана, но премьера в 1946 досталась всё же Вуди Херману (Woody Herman). Несколько лет спустя Стравинский сделал ещё одну запись этого концерта, на этот раз с Бенни Гудменом в качестве солиста. Он дважды записывал квинтеты для кларнета Моцарта – первый раз в конце 30-х с Budapest String Quartet, второй в середине 50-х с Boston Symphony Orchestra String Quartet; он также записал концерты для кларнета Моцарта (Wolfgang Amadeus Mozart), Карла Марии фон Уэбер (Carl Maria von Weber) и Карла Нильсена (Carl Nielsen). Кроме того, Гудмен сделал записи классического репертуара: Premiere Rhapsodie for Clarinet by Claude Debussy Sonata no. 2 in E flat by Johannes Brahms Rondo from Grand Duo Concertant in E flat from Carl Maria von Weber, и в аранжировке Simeon Bellison of van Beethoven's Variations on a theme from Mozart's Don Giovanni Пианистка Мери Лу Уилльямс (Mary Lou Williams) была любимицей Гудмена с момента её появления на джазовой сцене в 1936. И когда Гудмен начал осторожно подбираться к музыке Чарли Паркера (Charlie Parker) и Диззи Гиллеспи (Dizzy Gillespie), он обратился к Уилльямс за советом. Пианист Мэл Пауэлл (Mel Powell) был в числе первых, кто познакомил Бенни с новой музыкой в 1945, и продолжал держать его в курсе того, что происходит в клубах 52-й улицы. Когда Гудмен услышал Телониуса Монка (Thelonious Monk), замечательного пианиста, игравшего с Паркером, Гиллеспи и Кенни Кларком (Kenny Clarke), он заметил: "Мне нравится это, мне очень нравится это. Мне понравилась тема и то, как он исполняет её. … Думаю, у него есть чувство юмора и у него есть кое-что хорошее, чем он может поделиться". Бенни был также впечатлён игрой кларнетиста из Швеции по имени Стен Хасселгард (Stan Hasselgard) исполнявшего бибоп. На время Гудмен поддался течению бибопа. В таком ключе Гудмен подписал контракт с фирмой Capitol Records и решил собрать бибоп оркестр, в который кроме прочих пригласил Бадди Греко (Buddy Greco), Зута Симса (Zoot Sims), Стена Гетца (Stan Getz), Дона Ламонда (Don Lamond) и Джимми Роулеса (Jimmy Rowles), используя прогрессивные аранжировки Чико О'Фарилла (Chico O'Farrill). Гудмен исполняет боп и с малым составом, в котором побывали Даг Меттом (Doug Mettome), Стен Хесселгард (Stan Hasselgard), Уордел Грэй (Wardell Gray) и недолго Фетс Наварро (Fats Navarro). Но после полутора лет он разочаровался в бибопе. В очередной раз он реформирует свой оркестр и возвращается к исполнению аранжировок Флетчера Хендерсона (Fletcher Henderson). Бенни был исполнителем свинга и решил сконцентрироваться на том, что у него получалось лучше всего. К 1953 Гудмен полностью поменял своё мнение о бибопе. "Скорее всего боп отбросил музыку на несколько лет назад больше, чем что-либо другое … В своей основе всё это неправильно. Нет необходимости даже знать гаммы … Боп это в основном самореклама". В то время как его оркестры тяготели к ностальгической манере исполнения, малые комбо давали возможность Гудмену демонстрировать его филигранный стиль. Среди оркестрантов Гудмена в 50-х годах были Терри Гиббс (Terry Gibbs), Бак Клейтон (Buck Clayton), Руби Брафф (Ruby Braff), Пол Куинчетте (Paul Quinichette), Роланд Ханна (Roland Hanna), Джек Шелдон (Jack Sheldon), Билл Харрис (Bill Harris), Флип Филлипс (Flip Phillips), Андре Превин (Andre Previn). В 1953 выходит долгоиграющий диск, составленный из ацетатных нарезок, сделанных в 1938 во время концерта в Карнеги Холле, и потерянный за прошедшие годы интерес к нему и его карьере возрождается с новой силой. В 1953 Гудмен стряхнул пыль с аранжировок недавно скончавшегося Флетчера Хендерсона (Fletcher Henderson) и начал разыскивать членов оригинального состава своего знаменитого биг бенда 1937 года. Откликнулось лишь несколько джазменов. Часть джазменов сами стали звёздами и управляли собственными оркестрами. Некоторые музыканты, вспомнив издевательства Гудмена, не захотели вставать под его знамёна ни за какие деньги. Бенни удалось материально заинтересовать Тэдди Уилсона (Teddy Wilson), Джина Круппу (Gene Kruppa), Зигги Элмана (Ziggy Elman) и Хелен Уорд (Helen Ward). Музыканты давно не виделись и были рады встрече. Он преобразовывает оркестр для концертного турне, но решение включить в турне Луи Армстронга (Louis Armstrong) и его All Stars для увеличения шансов на успех, оказалось большой ошибкой. Совместное турне оркестра Бенни Гудмена и ансамбля Луи Армстронга (Louis Armstrong) забуксовало в самом начале. На генеральной репетиции Гудмен заставил уставшего Армстронга 2 часа ждать своей очереди. Луи хорошо знал программу и хотел отделаться побыстрее – не удалось. Трубач едва не заплакал от обиды: "Когда он был пацаном, я разрешал ему сидеть в моём джаз бенде, а сейчас он обращается со мной так, словно я – пустое место". На первом же шоу Армстронг отыгрался. Выступая первым, он занимал сцену 1,5 часа вместо положенных 40 минут и чрезвычайно завёл публику водевильными трюками. В финале он отказался присоединиться к Гудмену и остался в гримёрной. На следующий концерт Армстронг намеренно опоздал и Гудмену пришлось играть в первом отделении перед артистом, не считавшимся главной звездой вечера. Когда же Бенни начал указывать Луи, что тот должен играть, трубач пожаловался менеджеру Джо Глейзеру – организатору турне. Тот немедленно примчался в Нью-Йорк. "Ты совсем обнаглел, - завопил он, грозно надвигаясь на взволнованного Бенни. – В Европе Армстронга встречают десятки тысяч поклонников. Ты на такое способен? Как ты осмелился указывать ему, что он должен делать? Он легенда, а ты дерьмо собачье". Бенни затрясся от злости. Он судорожно схватил стакан, хотел выпить воды, но не выпил, а швырнул его об стену и ушёл. На некоторое время Гудмен притих. Он задумал взять реванш в Carnegie Hall, где 15 лет назад состоялся его легендарный концерт. Но ничего не получилось. Луи Армстронг выложился до конца и снова обошёл его. Публика хохотала, глядя на вокалистку ансамбля Армстронга – толстуха Вэлма Мидлтон (?) лихо вертела задом и в конце номера делала шпагат. Гудмен с помпой вышел на сцену во втором отделении, однако слушатели восприняли его оркестр как дополнительное развлечение, не более. Бенни с горя наглотался коньяка. Действие алкоголя сказалось в начале второго концерта. Кларнетист раздражённо реагировал на выкрики из зала, играл мало и с ошибками. В какой-то момент он вообще прервал своё соло и начал размахивать кларнетом, словно хоккейной клюшкой. Суровые критики захлёбывались от негодования, осуждая это небывалое событие. В очередном пункте гастрольного турне городе Providence, Rod Island, Гудмен, дирижируя, расслышал, что певица проглотила в куплете одно слово. Бенни остановил оркестр и, обращаясь к слушателям, произнёс: "Извините, мы, видимо, недостаточно репетировали. Повторим номер с начала". Бедняжка Уорд аж побагровела от стыда. А далее случилось непредвиденное. В гостиничном номере в Бостоне Гудмен сидя, внезапно потерял сознание. Примчавшаяся пожарная команда целый час приводила его в чувства. Американские пожарные могут заменить скорую помощь. Прибывший позднее врач наотрез отказался назвать причину недомоганий музыканта. Импресарио Джо Глейзер обозвал Гудмена симулянтом, который прикинулся больным, чтобы избежать позора. Дальнейшее турне проходило без Гудмена в полупустых залах и Глейзер пообещал затаскать кларнетиста по судам. Любопытным репортёрам так и не удалось раскрыть тайну внезапной болезни Бенни Гудмена. Видимо, это было физическое и нервное истощение, вызванное неудачами на профессиональном поприще. Гудмен оказывается в госпитале - то ли по причине настоящей болезни, то ли из-за внезапного приступа дипломатичности, но ни в той, ни в другой причине уверенности нет. Потерпев фиаско на джазовой сцене начала 50-ых Гудмен прекратил концертную деятельность и стал домоседом. В 1954 киностудия Universal, которая в 1953 выпустила на экраны успешный фильм THE GLENN MILLER STORY, затеяла съёмки биографического фильма THE Benny Goodman STORY, пригласив на главные роли Стива Аллена (Steve Allen) и Донну Рид (Donna Reed). Взяв за основу некоторые реальные факты, киношники создали сценарий весьма посредственного голливудского мюзикла. Всю славу за успех оркестра приписали таланту Гудмена, а имя Хаммонда вообще нигде не упоминалось. Оскорблённый Хаммонд потребовал 50 000 долларов отступных. Напряжённые отношения между бывшими партнёрами переросли в открытую вражду и спровоцировали семейный кризис. В конце концов Хаммонд уступил, согласившись снять свои претензии за 5 000 долларов. Саундтрек был записан Гудменом и его бывшими коллегами. Бенни настаивал на том, чтобы музыканты воспроизвели в студии свои сольные партии 20-летней давности. Но кто может в точности повторить свою спонтанную импровизацию, исполненную в столь далёком прошлом? Да и сам Бенни, записывая композицию "Sing, Sing, Sing" для заключительного эпизода, посвящённого концерту в Carnegie Hall, забыл, как играл когда-то, и немало намучился, прежде чем слепил что-то, отдалённо напоминавшее его соло. Также был выпущен альбом с саундтреком, в записи которого приняли участие Уилсон, Хемптон, Крупа, Джеймс, Гетц и другие. Выходу фильма на экран предшествовала мощная рекламная компания. Фирмы грамзаписи воспользовались моментом и наводнили рынок пластинками Бенни. Голивудские мастера, видимо, не очень напрягались, работая над сценарием. Надуманные ситуации, нелепые диалоги. Тинэйджер Бенни, впервые услышав джаз, хватает кларнет и сразу начинает играть, как зрелый Гудмен. Лайнел Хемптон (Lionel Hampton) впервые появляется на экране в образе бармена, а аранжировщик Флетчер Хендерсон (Fletcher Henderson) предлагает Гудмену свою помощь, которая выражается в том, что он держит его кларнет, пока Бенни спускается со сцены. Повышенное внимание было уделено любовному роману Бенни и Эллис, но при этом замалчивался тот факт, что до их встречи она уже была матерью троих детей. Гудмен был не в восторге от картины, но в беседах с репортёрами отзывался о ней положительно. Что ему ещё оставалось делать? Картина прошлась по кинотеатрам и сгинула в архивах. Но своё дело она сделала. Напомнила широкой публике о Гудмене и снова выдвинула его в передовой эшелон шоу-бизнеса. Поэтому нет ничего удивительного в том, что музыканта назначили официальным представителем США в рамках культурного обмена со странами азиатско-тихоокеанского региона. Американцы долго посылали туда теннисистов и симфонические оркестры, пока кому-то наверху не пришло в голову, что джаз отличное средство пропаганды. Дальневосточное турне началось с Бангкока. Король Таиланда сидел на троне перед сценой и азартно топал ногой. Поскольку ни одна голова не могла быть выше головы монарха, приближённые ползали у трона на коленях. Оказалось, что его величество умеет играть на кларнете. После банкета монарх присоединился к Гудмена и они вдвоём дудели около часа. Подданные короля с изумлением перешёптывались. Поскольку у монарха имелась своя студия звукозаписи, он, конечно, не захотел упускать возможности записаться с настоящим корифеем. Когда эмиссар короля прискакал в отель в очередной раз, утомлённый Гудмен заявил: "Скажи королю, что я занят. Жду срочного звонка из Штатов". "Вы не поняли, - с возмущением произнёс посланец. – Король желает Вас видеть. У Вас нет выбора". Бенни понимающе крякнул и, натягивая пиджак, пробормотал: "Ну, что ж. Назовём пластинку "КОРОЛЬ И Я". По-моему, неплохо". Бенни Гудмен блестяще справился с заданием госдепартамента. В Камбодже, Малазии, Японии ему рукоплескали десятки тысяч людей. Бенни доказал, что Америка впереди не только в науке и технологиях, но и искусстве. Затем оркестр Гудмена пронёсся по Европе, выступив в частности на всемирной выставке в Брюсселе. Бенни с горяча рванул было дальше в снежную Россию. Но тут его осадили товарищи из компетентных органов. Американцу объяснили, что советские граждане не интересуются джазом и просто отказали ему во въездной визе. Это была вторая неудачная попытка попасть в СССР. В 1946 он хотел помузицировать с московским симфоническим оркестром, но его не впустили. До конца 50-ых и в последующие десятилетия Гудмен много выступает с малыми составами и случайными оркестрами, но его дни лидера постоянного оркестра были сочтены. Даже в качестве лидера небольших групп появилась тенденция одноразовых выступлений, хотя он регулярно сотрудничает с музыкантами, которые довольно высоко его ценят. Среди них Руби Брафф (Ruby Braff) и Урби Грин (Urbie Green). В Европе он возглавляет оркестр для выступлений на Всемирной Ярмарке в Брюсселе в 1958. В середине 50-ых Гудмен долго уговаривал американского посла в Москве совершить идеологическую диверсию – передать министерству культуры крупную партию джазовых пластинок, специально отпечатанных для культурного обмена. Однако посол заявил, что ему не нужны лишние неприятности. Между тем побывавшие за железным занавесом иностранцы, в частности члены филадельфийского филармонического оркестра уверяли, что русская молодёжь слушает джазовые передачи Голоса Америки и что все в полном восторге от Бенни Гудмена. Каждая его пластинка ценится на вес золота и переписывается кустарным способом на рентгеновских снимках. Бенни очень тянуло на родину предков. Когда группа советских композиторов нанесла визит в США, Бенни пригласил их на свой концерт и усадил в первом ряду. Композиторы были очень довольны. По возвращении домой Тихон Хренников рассказывал всем, что есть в Америке замечательный джазмен и очень хороший человек – Бенни Гудмен. Но двери в СССР по-прежнему оставались для кларнетиста закрытыми. В 1961 главный советский джазмен Леонид Утёсов опубликовал в газете "Советская культура" письмо в защиту джаза. Утёсов объяснил, что джаз – это вид искусства, а не синоним империализма. И что его корни не в кварталах с банками и небоскрёбами, а в нищих негритянских гетто. "В Одессе музыканты играли на свадьбах и всегда импровизировали – писал Утёсов. – Поэтому у меня есть все основания утверждать, что диксиленд зародился не в Новом Орлеане, а в Одессе". Поскольку "Советская культура" являлась официальным органом печати ЦК КПСС, то чиновники всех уровней поняли намёк и мгновенно прониклись небывалой любовью к джазу. И вот наконец давняя мечта Бенни Гудмена осуществилась. Именно он стал посланцем доброй воли, хотя американцы предлагали три кандидатуры: Армстронга, Эллингтона и Гудмена. Бенни решил показать русским ударную программу. При подборе музыкантов Гудмен не скупился. Щедрость его была легко объяснима: ведь тратил он не свои деньги, а государственные. Так трубач Джимми Максвелл (Jimmy Maxwell) получал 1000 долларов в неделю, пианист Тедди Уилсон (Teddy Wilson) – 600 долларов. Боевой дух оркестрантов, подкреплённый высокими гонорарами, был весьма высок. Поэтому коллектив смело восстал против проявленных было Гудменом диктаторских замашек и госдепартамент приструнил чересчур ретивого лидера. Оркестр прилетел в Москву 28 мая 1962. Представители из Госконцерта, которых в народе окрестили "музыковедами в штатском" опасливо присматривались к американцам, поскольку пронёсся слух, будто в оркестр затесались шпионы из ЦРУ. Бенни смеялся и заверял, что всех своих музыкантов знает лично, но в душе переживал из-за оказанного недоверия. Первый концерт состоялся в Центральном доме Советской армии забитый партийной номенклатурой. Безбилетная молодёжь уныло толпилась за тремя рядами железных ограждений. За несколько минут до начала концерта по залу пронёсся шепоток. В ложе появился премьер Хрущёв с супругой и тремя членами президиума ЦК КПСС. Грянуло вступление. Никита Сергеевич широко улыбнулся. После первого номера аплодисменты были довольно сдержанными. Все косились на ложу, где восседал главный человек страны. Хрущёву так понравилось пение вокалистки Джоуи Шерилл (), что он послал ей записку с комплиментами. Лидер злобно поглядывал на певицу – он терпеть не мог конкурентов. Хрущёв ушёл в перерыве, сказав на прощание: "Ребята, я сам лично ни черта не смыслю в джазе, но в общем ничего, слушать можно". Эту фразу истолковали как официальное одобрение джаза. На следующий день Гудмена в газетах уже именовали "подлинным поэтом кларнета", а его музыкантов – "виртуозными мастерами". Гудмен испытывал большое нервное напряжение, т.к. на нём лежало бремя ответственности за столь важное мероприятие. Поскольку спиртного Бенни не употреблял, а разрядка требовалась, кларнетист глотал лекарства: перед сном – успокоительное, а утром – возбуждающее. В результате такой комбинации таблеток Бенни слегка дурел и порой вёл себя очень неосмотрительно. Однажды он вышел на Красную площадь и стал играть на своём кларнете. Вскоре вокруг чудака собралась кучка "рабочих в кепках". Они мрачно смотрели на Бенни и размышляли: вязать его сразу или подождать? С Гудменом ничего не случилось лишь потому, что музыковеды в штатском плотно опекали его на протяжении всего маршрута. Следующим пунктом победоносного турне Гудмена был курортный город Сочи. 5 вечеров американцы играли перед публикой, состоявшей сплошь лишь из местных партийных функционеров и членов их семей. Из простых смертных раздобыть заветный билетик удалось лишь единицам. Зато эти поклонники джаза оказались на удивление осведомлёнными. Они выкрикивали отдельные имена участников оркестра и были в курсе, что Гудмен играет одно старьё. Городские власти Сочи где только могли ставили американцам палки в колёса. Они препятствовали проведению джем сейшинов и мешали телеоператорам NBC снимать концерты. Некачественная пища, участившиеся случаи расстройства желудка и языковой барьер тоже не способствовали укреплению дружбы между народами. Вдобавок Бенни оказывал давление на музыкантов и не давал им свободно вздохнуть и расслабиться. Один из джазменов, выйдя с двумя коллегами вечером на балкон отеля, отпустил нелестное замечание в адрес Гудмена. А тот стоял у окна внизу и всё слышал. На утро Бенни объявил, что вместо пляжа назначается внеплановая репетиция. В Тбилиси Гудмен дал 5 концертов. Грузины освистали певицу Шерил, когда она запела на русском языке знаменитую "Катюшу". В целом Гудмену там оказали не очень горячий приём. После прощального банкета музыканты мучились с похмелья в самолёте, летевшем в Ташкент. Узбеки реагировали на джаз крайне вяло. Бенни обиделся и скомкал программу, сократив на половину сольные вставки. Но в Ленинграде Гудмена ждал настоящий триумф, поскольку в колыбели революции значительная часть билетов поступила в свободную продажу. 6 тысяч зрителей живо откликались на каждый номер. Заключительные овации и выходы на бис продолжались 40 минут. Утром трубач Максвелл спустился в холл гостиницы и увидел жену Гудмена с двумя чемоданами. Она собралась улетать в Нью-Йорк. Видимо накануне вечером супруги хорошенько повздорили. Вскоре появился Гудмен и поинтересовался куда собралась его жена. Получив ответ, хмыкнул и отправился завтракать. Завершив круг, Гудмен вернулся обратно в Москву. На приёме в американском посольстве он увидел Хрущёва и затеял с ним дружеский спор о достоинствах джаза. "Я люблю настоящую музыку, а джаз не понимаю, - признался Хрущёв. – Я не имею в виду только ваш американский. Я и наш не понимаю". Беседа закончилась на оптимистической ноте. Оба руководителя признались, что любят Моцарта. После русской эпопеи Гудмена в США был выпущен двойной диск Benny Goodman IN MOSCOW. По настоянию лидера в альбом не были включены вокальные номера Джоуи Шерилл. Слишком уж большим успехом та пользовалась в СССР. Альбом расходился очень плохо, поскольку американские ура-патриоты его не покупали. А потом разразился кубинский кризис, и холодная война вспыхнула с новой силой. Главная советская газета "Правда" резко осудила какофонию и джазоманию. После чего джаз надолго исчез из программ культурного обмена. Позднее Гудмен возглавляет и другие оркестры, включая два собранных из британских музыкантов для концертных турне в 1969 и снова в 1970. Склонность Хаммонда вмешиваться в музыкальные дела Гудмена и других бендлидеров привела к тому, что их пути разошлись. В 1975 Гудмен принял участие в передаче, посвящённой деятельности Хаммонда на PBS, но держался в стороне. Тогда Гудмен выступил с гитаристом Джорджем Бенсоном (George Benson), с которым они воссоздали некоторые популярные дуэты, когда-то исполняемые с Чарли Крисчианом (Charlie Christian). Позднее Бенсон появился в нескольких композициях альбома Гудмена SEVEN COME ELEVEN. После смерти Элис Гудмен (Alice Goodman) Джон Хаммонд и Бенни Гудмен примирились. 25 июня 1985 Гудмен появился в Avery Fisher Hall в Нью-Йорке в концерте "A Tribute to John Hammond". С конца 60-х он регулярно воссоздаёт свой квартет с Уилсоном, Хемптоном и Крупа. В 70-х этот квартет наряду с выступлениями в клубах и на телевидении, гастролирует по Европе и Дальнему Востоку. 16 января 1978 они выступают в Карнеги Холле в попытке воссоздать волшебство их первого появления здесь 40 лет назад. В дальнейшем Бенни Гудмен никаких подвигов не совершал. Его средний доход составлял примерно 300 000 долларов в год. У Бенни имелся солидный дом в Stanford, Connecticut, квартира и офис в Нью-Йорке, и бунгало на Карибских островах. Гудмен не имел контракта ни с одной фирмой, но в наградах и почестях недостатка не испытывал. Здоровье ветерана свинга постепенно ухудшалось, однако он тщательно скрывал это от окружающих. Гудмена мучили сильные боли в спине, поэтому он часто играл полусидя. Бенни стоически выдерживал физические страдания и никогда не жаловался. В последние годы жизни, особенно после смерти жены в 1978 он много гастролировал. 70-летний Гудмен пользовался успехом у пожилых дам. Заарканить своенравного кларнетиста удалось Кэролл Филлипс – бывшей сотруднице журнала "Vogue", возглавлявшей на тот момент крупную косметологическую клинику. Бенни поверил, что она не охотиться за его деньгами только тогда, когда она на отрез отказалась выходить за него замуж. Бенни Гудмен скончался от сердечного приступа 13 июня 1986 в возрасте 77 лет. Последние годы он жил в Pound Ridge, New York, и был похоронен на кладбище Long Ridge Cemetery, Stamford, Connecticut. В этом же году за достижения в течение жизни Гудмен получил премию Grammy Lifetime Achievement Award. Все музыкальные бумаги Гудмена были переданы в Yale University после его смерти. Был ли он действительно королём свинга – вопрос спорный. Бесспорно, лишь одно – без Бенни Гудмена джаз развивался бы совсем в другом направлении. С ранних дней своей карьеры Гудмен был отмечен как зажигательный кларнетист. Хотя он имеет некоторое отношение к стилистическому языку Тэда Льюиса (Ted Lewis), но именно игра таких музыкантов, как Френк Тешемахер (Frank Teschemacher) и Джимми Нун (Jimmy Noone) наибольше повлияла на него. Однако, к началу 30-х Гудмен обретает собственный язык, играя в отличительном стиле, и в свою очередь начинает оказывать влияние на других кларнетистов. Его ослепительная техника наряду с восхитительным исполнением зажигательного джаза, делает его наиболее захватывающим исполнителем того времени. Без сомнений, он был наиболее технически грамотный из всех музыкантов, постоянно играющих джаз на кларнете. На многих записях, сделанных в этот период, Гудмен почти всегда солирует, всё же делая иногда ошибки. В течение эры свинга, не смотря на возрастающую популярность Арти Шоу (Artie Shaw) и многих других, Гудмен сохраняет свою популярность даже тогда, когда его джазовый стиль становится менее зажигателен десятилетия спустя. Его попытки исполнять боп никогда не были достаточно убедительны, хотя его игра в 40-ых и позже показывала его осведомлённость в изменениях, наступивших в джазе. Были также небольшие стилистические наклоны по направлению к Лестеру Янгу (Lester Young), чьим исполнительским мастерством он открыто восхищался. С конца 30-ых Гудмен проявляет устойчивый интерес к классической музыке и периодически выступает и записывается в этом контексте. Его опыт исполнения классики приводит к принятию некоторых канонов этой музыки, что изменило его стилистически и в дальнейшем некоторые обозреватели отмечали всё возрастающий разрыв между стилем молодого и зрелого Гудмена. Музыкально Гудмен был очень взыскательный человек, практикуясь каждый день вплоть до последних дней своей жизни. В биографии Гудмена James Lincoln Collier отмечал, что практически перед самой смертью кларнетист, находясь дома один, играл сонату Брамса. Гудмен требовал от своих музыкантов такого же соответствия подобным высоким стандартам. Участники его составов вспоминали о том, что они прозвали "The Ray" (Луч). Когда кто-нибудь из его музыкантов допускал ошибку или проявлял исполнительскую фривольность, Гудмен одаривал его таким взглядом, что можно было провалиться под сцену. Анита О'Дэй (Anita O'Day) и Хелен Форрест (Helen Forrest) с горечью вспоминали о своём опыте работы с Гудменом. "Те двадцать или более месяцев, что я провела с Бенни, показались мне двадцатью годами, - говорила Форрест. – Когда я вспоминаю то время, мне казалось, что я получила пожизненное заключение". Многие из музыкантов тоже были требовательны к себе, но они также были индивидуальностями, проявляя в некоторых случаях своё эго. Неизбежно возникало множество столкновений. Со временем множество подобных историй привели к убеждению, что он был полностью озабочен только своей музыкой, исключая из своей жизни всё, включая социальные тонкости. Иногда он был чрезвычайно погружен в себя. Однажды во время завтрака он ел жареную яичницу, на которую упала крышечка от бутылки с кетчупом. Гудмен был настолько задумчив, что съел яичницу вокруг крышечки, не обратив на неё никакого внимания. Достижения Гудмена на поприще американской популярной музыки являются практически несравненными. Выходец из бедной семьи, ещё до 30 лет он становится миллионером. Иногда он бывал достаточно щедрым. Есть сведения, что Гудмен частным образом организовывал и оплачивал учебные программы, хотя старался делать это в тайне. Однажды приятели спросили Гудмена почему он скрывает это, на что он ответил: "Если кто-нибудь узнает об этом, то потом каждый будет приходить ко мне с протянутой рукой". Некоторое время он становится наиболее известным и самым популярным музыкантом в США. На титул "Короля Свинга" претендовало великое множество музыкантов, но даже такие гиганты как Армстронг и Эллингтон не выдерживают сравнения с его работами. Оркестр Гудмена конца 30-ых был "машиной" с великолепным драйвом, которая резко контрастировала со многими другими белыми оркестрами того периода и во многом превосходил их. Конечно, необходимо отметить тот факт, что музыку, которая принесла Гудмену успех, несколько лет до него исполнял оркестр Флетчера Хендерсона (Fletcher Henderson). Но именно известность Гудмена помогла ей завоевать общенациональное признание. Многие белые молодые слушатели никогда не слышали музыку оркестра Хендерсона. Лайнел Хемптон позднее отметил: "Когда я вспоминаю то время – а то были трудные времена, 1937 – он открыл возможность для негров воспользоваться своим шансом не только в музыке, но и в бейсболе, и других отраслях". Чтобы понять о чём речь, Гудмен начал сотрудничать с темнокожими музыкантами за десять лет до того, как негр Джеки Робинсон (Jackie Robinson) начал играть в Major League Baseball. Популярность Гудмена была столь высока, что он мог позволить себе не посещать южные штаты, где его арестовали бы за нарушение закона Джима Кроу (Jim Crow). Трио и квартеты Гудмена привнесли в джаз малых составов изысканную сложность, редко слышанную и до, и после этого, но которая никогда не содержала в себе горячности, в особенности от лидера. Возможно, именно в составе секстета с Крисчиеном, Уилльямсом, Олдом и другими Гудмен совершает свой наибольший вклад в джазовое искусство. Все композиции, записанные этим коллективом до преждевременной смерти Крисчиена, стали классикой. Его поддержка таких музыкантов как Крисчиен, Уилсон и Хемптон помогла не только продвинуть важные карьеры для джаза, но также разрушить расовые запреты в шоу бизнесе и американском обществе. Тот факт, что Гудмен не был новатором, какими были Армстронг, Эллингтон, Чарли Паркер (Charlie Parker) и другие, вовсе не означает, что он не был великим джазменом. Тем не менее, он стал ведущей фигурой в джазе и сыграл важнейшую роль в истории развития популярной музыки ХХ столетия. 17 апреля 2008 нью-йоркский зал Carnegie Hall отметил 70-летие джазового оркестра Бенни Гудмена специальной выставкой. 70 лет назад, в январе 1938 именно здесь впервые дал свой концерт знаменитый кларнетист и глава ансамбля. Этот дебют вошёл в историю как один из поворотных моментов в судьбе джаза, первый вечер, когда публика была приглашена не танцевать под свинг, а слушать его, как серьёзную музыку. Вечер стал к тому же началом 44-летнего сотрудничества прославленного зала с "королём свинга". Выставка, отразившая самые интересные моменты концертной жизни Гудмена в Carnegie Hall, продлилась до 30 июня.