Dodo Marmarosa / Додо Мармароса

Американский джазовый пианист.

Мармароса стал профессиональным музыкантом в юношеском возрасте, и с середины 1940-х гастролировал в составе нескольких ведущих биг бендов, включая оркестры под управлением Томми Дорси (Tommy Dorsey), Джина Крупа (Gene Krupa) и Арти Шоу (Artie Shaw). В 1945 он перебрался в Лос-Анджелес, где заинтересовался бибопом и стал активным участником бибоп сцены. Он записывался в составе небольших групп с ведущими музыкантами бибопа и свинга, включая Ховарда МакГи (Howard McGhee), Чарли Паркера (Charlie Parker) и Лестера Янга (Lester Young), руководит собственными составами.

Мармароса вернулся в Питсбург по причине проблем со здоровьем в 1948. В этот период он выступал меньше в основном на местной сцене. Друзья и приятели музыканты с ранних лет отмечали, что Мармароса обладал необычным характером. Он испытывал проблемы с ментальной стабильностью: в юности он прошёл через состояние комы, после неудачного брака он был лишён возможности видеться со своими детьми, к тому же провёл очень травмировавший его психику период в армии. В начале 1960 он начинает записываться, но вскоре возвращается в Питсбург, где нерегулярно выступает до начала 1970-х. С этого момента вплоть до своей смерти он живёт со своей семьёй.

Родился в семье итальянцев Джозефа (Joseph) и Камилы (Carmella), выходцев из рабочего класса. Он был вторым ребёнком из троих детей – у него были две сестры Одри (Audrey) и Дорис (Doris). Он был учеником Peabody High School. С детства проявил невероятные музыкальные способности и, хотя он хотел учиться играть на трубе, родители настояли на изучении классического фортепиано, на котором он начал заниматься с 9 лет. Параллельно он увлёкся джазом, слушая записи Арта Тэйтума (Art Tatum) и Тэдди Уилсона (Teddy Wilson). На него оказал влияние и приятель Эрролл Гарнер (Erroll Garner), который был на два года старше Додо и тоже был родом из Питтсбурга. Своё прозвище "Додо" получил из-за большой головы с носом, напоминавшим птичий клюв, и короткого тела. Мармароса много занимался, пока его правая и левая рука не стали одинаково хороши.

Свою профессиональную карьеру Мармароса начал в 1941, играя в местных оркестрах. В 15 (или 16) лет Мармароса присоединяется к оркестру Джонни "Скэт" Девиса (Johnny "Scat" Davis). Уже в следующем году заметка о нём появилась в журнале "Downbeat". После гастрольной поездки оркестр Девиса распался и приблизительно в конце 1942 Мармароса входит в состав биг бенда под управлением Джина Крупа (Gene Krupa).

В январе 1943 оркестр Крупа выступал в Сан-Франциско. В оркестре был 17-летний паренёк, исполнявший различные поручения. Он получил повестку в армию и напоследок решил приобрести лидеру подарок - купил ему пару доз и принёс в театр, где выступал оркестр. Крупа положил "подарок" в карман своего пальто и попросил парня отнести пальто в номер отеля, где остановился Джин. И вдруг нагрянули агенты по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств. Они предъявили ордер на обыск и не найдя ничего в театре, отправились в отель. Крупа попросил кого-то позвонить в отель и передать пареньку, чтобы тот спустил всё в унитаз. Но он вытащил пакетик из пальто и сунул в карман своих штанов, где агенты и нашли то, что искали. Они надавили на паренька и тот согласился заявить, что Крупа послал его за наркотой. Крупа был арестован, но до вынесения приговора вскоре был отпущен.

Суд состоялся в мае, Крупа был признан виновным в обладании и получил 90 дней тюремного заключения. В итоге Крупа провёл за решёткой 84 дня. В его отсутствие обязанности лидера исполнял трубач Рой Элдридж (Roy Eldridge). Летом оркестр без своего лидера прикатил в Филадельфию и после очередного концерта Мармароса и кларнетист Бадди Де Франко (Buddy De Franco) спустились в метро, чтобы добраться до отеля, который был в парочке станций езды. Они были одеты в концертную униформу – брюки с высокой талией и удлинённые пиджаки. Как раз так одевались местная молодёжь, которую называли Zoot Suits.

Совсем недавно по городу прокатилась волна беспорядков с участием Zoot Suits, которые избивали моряков. И как назло на перроне метро стояла компания моряков. Они сразу же подошли к музыкантам и несмотря на их уверения, что они участники оркестра и одеты в концертную униформу, начали их избивать. Де Франко сломали нос и выбили челюсть, а Мармароса получил удар в голову, упал, ударился головой о бетонный пол и потерял сознание. Им ещё повезло, что как раз в тот момент, когда матросы убрались, в метро спустились трубачи Джо Трискари (Joe Triscari) и Рой Элдридж (Roy Eldridge) с подругами. Они помогли ребятам добраться до госпиталя. Мармароса сутки провёл в коме и это событие оказало на него сильнейшее психологическое воздействие. Когда Мармароса выписался из госпиталя, оркестр Крупа уже укатил дальше, и до конца лета Додо играл в составе биг бенда Тэда Фио Рито (Ted Fio Rito). С октября 1943 по март 1944 он работал в оркестре Чарли Барнета (Charlie Barnet), где он впервые встретил Диззи Гиллеспи (Dizzy Gillespie) и Чарли Паркера (Charlie Parker). Именно с Барнетом Мармароса в 1943 сделал свои первые записи.

Вскоре оркестр Крупа распался. Выйдя из тюрьмы, Крупа нашёл работу в оркестре Бенни Гудмена (Benny Goodman). С апреля 1944 Бадди Де Франко (Buddy De Franco), Мармароса и Крупа играли в составе биг бенда Томми Дорси (Tommy Dorsey), кроме того делали записи как Gene Krupa Trio. К августу 1944 Крупа собрал новый состав, Бадди остался с Дорси, а Мармароса присоединился к оркестру Арти Шоу (Artie Shaw) в котором оставался более года до ноября 1945, играя и в составе знаменитого комбо Gramercy Five, в котором также участвовали гитарист Барни Кессел (Barney Kessel) и его приятель из Питтсбурга трубач Рой Элдридж (Roy Eldridge).

Мармароса интересовался прогрессивными направлениями в джазе. После знакомства с лидерами бибопа Диззи Гиллеспи (Dizzy Gillespie) и Чарли Паркером (Charlie Parker) он становится поклонником нового течения. В конце 1945 он поселяется в Лос-Анджелесе и в марте 1946 принимает участие в первой записи Паркера для Dial Records. Две композиции "Ornithology" и "Yardbird Suite" были включены в зал славы Грэмми (Grammy Hall of Fame).

В 1945-1947 Мармароса много записывается и в боповом, и в свинговом контексте. В числе лидеров, с которыми он сотрудничал, были Уорделл Грэй (Wardell Gray), Лайнел Хемптон (Lionel Hampton), Мэл Торме (Mel Torme), Уилли Смит (Willie Smith), Лестер Янг (Lester Young). Он работал штатным пианистом в студии Atomic Records, где записывался со Слимом Гаиллардом (Slim Gaillard) и Барни Кесселлом (Barney Kessel). За несколькими исключениями, однако, Мармароса редко выступал на публике с теми лидерами, с которыми записывался в период, проведённый на Западном побережье. Между частыми студийными сессиями он играл в составе биг бендов (особенно под управлением Бойда Раебёрна (Boyd Raeburn) и Томми Педерсона (Tommy Pederson), на джазовых концертах и как солист в ночных клубах. Оркестр Раебёрна был прогрессивный коллектив, использовавший современные аранжировки, выстраивая мост между бопом и продвинутой европейской музыкой.

Первую запись в качестве лидера Мармароса сделал в 1946 с трио, в котором играли басист Рэй Браун (Ray Brown) и барабанщик Джеки Миллс (Jackie Mills),с квартетом с добавлением саксофониста Лаки Томпсона (Lucky Thompson). В этом же году он также записал единственный трек с собственным вокалом "I've Got News for You". В 1947 Мармароса возглавил сессию звукозаписи для лейбла Dial с Гарри Бабасином (Harry Babasin) на виолончели и Джеки Миллсом (Jackie Mills) за ударными. Это были первые джазовые записи с использованием пиццикато на виолончели. В этом же году он принял участие в нескольких концертах в рамках серии Just Jazz, организованной Джином Норманом (Gene Norman) и получил награду от журнала Esquire как Новая Звезда в категории "пианино".

По воспоминаниям Миллса, который делил с Мармароса комнату в 1946-1947, "Додо был одним из выдающихся исполнителей. Он практиковался немыслимое количество часов, иногда днями напролёт. Он не останавливался даже чтобы перекусить. Он ел, сидя за пианино, держа еду в одной руке, а другой продолжал играть. Насколько я помню, у него не было других интересов. Он мог играть вечно". В то время Мармароса не пил алкоголь и не употреблял тяжёлых наркотиков, но его поведение часто бывало эксцентричным. Миллс вспоминал, что "Додо просто был большим ребёнком... Он так и не вырос по-настоящему, потому что для него ничто не было так важно, как фортепиано. Пианино было его жизнью. У него в голове проносились идеи, которые он не мог сыграть и это приводило его в отчаяние. Однажды старенькое расстроенное пианино, на котором он играл, привело его в бешенство, и искромсал его топором".

Весной 1948 Мармароса вернулся в Питсбург из-за болезни. В апреле – июле 1949 он снова гастролировал со "Скэтом" Девисом, а в сентябре – ноябре 1949 с Шоу. Он покинул оркестр Шоу после того, как на одном из концертов они исполнили два раза подряд хит Шоу под названием "Frenesí". Мармароса заявил, что если Шоу объявит этот номер ещё раз, то он уйдёт из оркестра. Публика настаивала и Шоу объявил номер в третий раз. Сам Шоу вспоминал, что Мармароса "был очень мягким и хрупким человеком… и так и не научился жить в мире музыкантов". В 1950 пианист вернулся в Питсбург, подписал контракт с Savoy Records и в июле 1950 записал четыре композиции в составе трио, но качество его игры уже отличалось от раннего периода.

В последующее десятилетие Мармароса был менее активен как музыкант. Шоу и Де Франко предлагали обратиться за психиатрической помощью, но и сам Мармароса, и позднее его родители напрочь отбрасывали эти предложения. "Они не могли смириться с мыслью, что ему нужна профессиональная помощь. Они были людьми старой школы и рассматривали это как позор для семьи. Я яростно спорил с его отцом по этому поводу. Но они были непреклонны".

В 1952 два года спустя после свадьбы Мармароса переехал со своей женой и двумя дочерями в Калифорнию. Но их супружество оказалось непродолжительным и ближе к концу года он снова вернулся в родительский дом в Питсбурге. Его бывшая снова вышла замуж и попросила его дать разрешение сменить детям фамилию в обмен на отказ от алиментов. Последовав совету родителей, он подписал бумаги. Позднее друзья рассказывали, что он никогда больше не видел своих детей и это "стало болью всей его жизни. Это разрывало его на части". Другие друзья отмечали, что "после того, как брак распался, он, казалось, потерял искру к жизни, которую когда-то имел".

В 1953 он проводит несколько месяцев в оркестре Чарли Спивака (Charlie Spivak), после чего в следующем его призывают в армию. Это событие лишь усугубляет его проблемы: через несколько месяцев он попадает в госпиталь ветеранов и его увольняют по причине слабого психического здоровья. Он возвращается в Питсбург, где с марта 1956 начинает выступать на местной сцене. Поведение Мармаросы становится непредсказуемым. Он неделями не появлялся, а заработанные деньги мог просто раздать. Трубач Денни Конн (Danny Conn) вспоминал: "Было похоже, что он встал на путь саморазрушения". Любительские записи пианиста в Питсбурге в 1958 были изданы фирмой Uptown Records четыре десятилетия спустя.

В 1960 Мармароса отправился в Калифорнию на автомобиле. В Чикаго его авто поломалось. Промоутер Джо Сегал (Joe Segal) организовал для него сессию для Argo Records, но Мармароса неожиданно уехал и запись отложили до лучших времён. Запись его трио сделали за пару дней в мае следующего года и выпустили под названием DODO'S BACK! В 1962. Критик Леонард Фезер (Leonard Feather) написал: "необходимо прослушать всем, кто серьёзно интересуется историей современного джазового пианино", но записи не помогли вызвать интереса к творчеству Мармароса. В 1962 он сделал последние студийные записи. Один из альбомов JUG & DODO содержал треки, записанные в составе трио и квартета с саксофонистом Джином Эммонсом (Ammons.html">Gene Ammons). Диск вышел на Prestige Records почти десятилетие спустя. Другие композиции в квартете с трубачом Биллом Хардманом (Bill Hardman) были изданы в 1988. Сегал отмечал, что "Мармароса был немногословным и очень кротким. Он день на пролёт пил алкоголь, всё подряд, включая пиво. За стойкой бара могли поменяться 9 из 10 человек, а он всё сидел". Некоторое время он метался между Чикако и Питсбургом, но, в конце концов, остановился в последнем.

Мармароса продолжил выступать в Питсбурге, но крайне нерегулярно. Приблизительно в 1963 Де Франко попробовал вытащить его. Он вспоминал, что пианист "мог блестяще исполнить половину композиции, затем неожиданно остановиться, встать и уйти. Он даже не помнил, кто я". Последнее выступление Мармароса на публике состоялось по разным свидетельствам либо в конце 1968, либо в начале-середине 1970. У него развился диабет. "Даже возрождение интереса к бибопу в 1970-1980-х не помогло привлечь внимание публики к его творчеству" – писали в The New York Times.

До конца жизни Мармароса жил в семье своей сестры Доры и некоторое время проводил в госпитале ветеранов в Питсбурге. Старые приятели обвиняли членов его семьи в том, что они держат его дома и не прилагают усилий для лечения его проблем с психикой. В свою очередь семья обвиняла музыку и музыкантов в его психической нестабильности. Сам Мармароса никак не комментировал свой отказ выступать на публике. Устав от бесконечных звонков поклонников и стремления журналистов взять у него интервью, Мармароса в 1992 распространил весть о свей кончине. В британских газетах появились преждевременные некрологи.

Иногда он всё же играл на пианино в кругу семьи и в госпитале. Его мама умерла в 1995 вскоре после смерти отца. Мармароса умер 17 сентября 2002 в госпитале ветеранов от сердечного приступа.

Пианист Дик Кац (Dick Katz) писал, что: "по мнению многих, Додо Мармароса был самым одарённым из всех пианистов, исполнявших бибоп. Обладавший красивым мягким нажатием и текучей техникой, он обладал своим оригинальным стилем… в котором идеально смешались идиома бибопа и более ранние стили. Он объединил передовые аккордовые и скалярные элементы с изящными ритмическими фразировками".

В 1944 исполнительская манера Мармароса постепенно направлялась в сторону бибопа. Он использовал мелодические линии, основанные на гармониях и варьировал различные ритмическое позиционирование акцентов; впоследствии он добавил больше пространства в свою манеру, используя более короткие последовательности нот, чем обычно в бибопе. Джазовый критик Марк Майерс (Marc Myers), сравнивая Мармаросу с другими пианистами раннего периода бибопа, отмечал, что он был менее агрессивный, чем Бад Пауэлл (Bud Powell), и более экспрессивный и сложный, чем Эл Хейг (Al Haig), что он "обладал пунктуацией, использовал всю клавиатуру инструмента, развивая идеи в среднем регистре и выводил их в крайние регистры для более полного их выражения".

Критик и музыкант Брайян Пристли (Brian Priestley) писал о том, "что было таким отличительным в работах Додо, так это частично его ощущение гармонии и понимание роли дополнительных нот… в бибопе. Многие пианисты пытались найти способы удовлетворительно звучать в полных аккордах, но мало кому удавалось делать это в такой приятной или свободной манере как Мармароса. Частично это связано с его использованием рук – совместно или в противоположности одна к другой, и в дополнение ко всему этому было его необычное чувство времени".

К 1960-м в записях Мармароса прослеживалась более расслабленная манера. Биографы отмечали, что "его классическая артикуляция уступила место ритмически более выраженной, джазово ориентированной игре и, прежде всего, его музыкальная личность казалось стала более решительна и последовательна".

Пианист Сесил Тейлор (Cecil Taylor) отметил в 1961, что "первыми современными пианистами, оказавшими хоть какое-нибудь впечатление на меня были Мармароса и Чарли Барнет (Charlie Barnet)". Именно Мармароса подтолкнул Де Франко к бибопу.