Банни Берриган / Bunny Berrigan (глава из книги “История биг-бэндов)
"I can’t get started" (“Я не могу начать”) была главной темой Банни Беригана. Это название могло бы также послужить достаточно удачным описанием его карьеры как бэнд-лидера. Бани мог и должен был преуспеть, возглавляя свои собственный бэнд. Оп был очень динамичным трубачом, которой уже завоевал себе в то время репутацию с Бэнни Гудманом и Томми Дорси, благодаря своим блестящим инструментальным квадратам, которые многие любители свинга помнят наизусть - с Бэнни в "King Porter Stomp", "Jingle Bells" и "Blue Skyes", а с Томии в "Marie" и "Song Of India". Настолько велики были слава и популярность Беригана, что он занял первое место по конкурсу "Метронома" в 1936 г. среди джазовых трубачей, опередив по количеству голосов своего ближайшего соперника в 5 раз!
Его высоко ценили не только джазфэны, но и друзья-музыканты. Один из них (Гленн Миллер или Томми Дорси, точно не помню) как-то говорил мне, что лишь немногие люди понимают, каким великим трубачом был Банни. Рэд Макензи, имея в виду те ноты, которые брал Банни, однажды заметил: "Если бы он не был таким азартным игроком, каждый из нас сказал бы, что он был величайшим музыкантом на своем инструменте. Но он был настолько нервным и так любил свою трубу, что все время шел вперед и пытался делать такие вещи, которые никто даже и не подумал бы попробовать".
Все эти люди, Миллер, Дорси, Маккензи плюс множество других, включая и Хэла Кемпа, не раз представляли Банни на своих записях. Откуда взялся Хэл Кемп? Просто он был первым известным бэнд-лидером, с которым играл Бани. Хэл услышал его когда он сам гастролировал в Висконсине в 1928 г., был поражен его стилем, но, согласно пианисту-аранжировщику Джону С. Троттеру, "не пригласил тогда к себе в оркестр, т.к. Бани играл с тонким, режущим слух звуком, которого ни у кого не было". Затем Бериган значительно расширил и обогатил свое звучание (и в конечном счете пришел к одному из самых “толстых” звуков среди джазовых трубачей) , приехал в Нью-Йорк, играл в бэнде Фрэнка Корнуолла, был вновь открыт Кемпом (а Банни к тому времени открыл для себя Луиса Армстронга", замечает Троттер), присоединился к его оркестру, потом перешел на радио и в студии записи, где наиграл несколько выдающихся номеров с оркестром братьев Дорси. Некоторое время он работал в “Си-Би-Эс”, включая свое шоу “Bunny’s Blue Boys”, пока Гудмен не уговорил его присоединиться к своему бэнду. Бериган пробыл у Гудмена с полгода затем вернулся к студийной работе, а после этого несколько недель работал с Томми Дорси – срок достаточный для того, чтобы сделать ряд блестящих записей.
Еще работая с Томми, Бани решил организовать свой собственный оркестр. С помощью того же Дорси и его коллег он собрал сперва 11 человек, которые записали несколько вещей, не очень удачных, а весной 1937 года он дебютировал уже с большим составом в Нью-Йорке. Бэнд казался многообещающим и так продолжало казаться три года его существования. Это обещание никогда не исполнилось, и причина была очевидной - Бани Бериган не был создан для роли лидера. Как сайдмен, как ведущий трубач, как друг, как компаньон по выпивке он был бесподобен и не имел себе равных. Ребята из его оркестра очень любили его – и не без причины - он всегда был добрым и внимательным к другим. В отличие от Гудмена, Дорси или Миллера он не был сторонником жесткой дисциплины - ни в отношении своих людей, ни по отношению ( к сожалению) к самому себе. Работать и играть с ним было сплошным удовольствием. Его оркестр имел к тому же и свой стиль. Именно в нем появился молодой тенорист из Торонто Джорджи Аулд, там был хороший пианист-аранжировщик Джо Липман и несколько других заметных солистов, включая певицу Рут Брэдли, которая также играла на кларнете. Бани вообще отличался способностью открывать новых талантливых музыкантов. С ним начинал свою карьеру Рэй Конифф, а потом Бани нашел в Нью-Йорке еще двух способных парней – свингового пианиста Джо Бушкина и бывшего чечеточника, ставшего потом знаменитым барабанщиком по имени Бадди Рич.
“Бэнд сделал много записей для фирмы "Виктор" - некоторые били хорошими, некоторые просто ужасными” - вспоминает Бадди Рич.
Разумеется, "Я не могу начать" была наиболее важной. (Он записывал эту тему и раньше со сборной группой музыкантов для "Вокалион", другие джазмены считают, что это была более вдохновенная версия). Весьма впечатляющими записями были также "Mahogany Hall Stomp", "Prisoner’s Song", "Frankie And Jonnie", "Rushen Lullabye", несколько номеров из репертуара Бикса Байдербека и некоторые популярные мелодии, особенно если их пела Кити Лэйн. У него работали и другие вокалистки - например, Рут Гэйлор, Гэйл Риз и Джейн Давер, иногда он и сам пел, правда, не очень хорошо.
По мере того, как самодисциплина Беригана становилась все слабее, успех перестал сопутствовать и его бэнду. К концу 1939 г.уже было ясно, что как лидер Банни далеко не пойдет и в начале 1940 г. оркестр распался. Почти сразу же его друг Томми Дорси предложил ему работу. Банни согласился. Его блестящие соло вдохнули новую жизнь в бэнд Дорси, который начал было делаться застойным, и подняли его к новым высотам. (Чтобы убедиться в том, как он тогда играл, послушайте запись Томми "I’m Nobody’s Baby"). Однако, Банни проработал там лишь шесть месяцев. Были разные толки о том, почему он внезапно покинул бэнд 20 августа 1940 г. после радиопередачи из студии ''Эн-Би-Си". Дорси говорил: "Я не мог его переубедить, и вынужден был отпустить его. Мне очень не хотелось этого делать". Бериган, с другой стороны, сожалел о том, что у него там "не было достаточно возможности играть. Большую часть времени я просто сидел на своем месте в ожидании квадрата или же являлся подставным лицом, ведь бэнд, когда Томми присаживался за чей-нибудь столик потолковать с нужными людьми".
Бериган собрал новый оркестр, состоявший исключительно из неизвестных музыкантов, который тоже казался многообещающим, во всяком случае, по мнению критика Эмми Ли, которая в мае 1941 года отмечала в своем репортаже из парка “Палисэйдс” в Нью-Джерси, где выступал Бериган: "Достаточно было послушать 15 минут, чтобы понять, что Банни играет даже лучше, чем когда либо, и что сейчас у него такой бэнд, который любого танцора заставит подняться на ноги. Его диапазон, его концепция, его губы и его душа вне всякого сравнения и слушать его снова - это удовольствие, которое трудно себе представить".
Однако, опять Банни "не смог начать" как следует - так чтобы удержаться надолго. Сочетание бесконечных разовых работ и беспорядочной жизни начало сказываться на его здоровье. Последний раз я слышал его бэнд в Коннектикуте летом 1941 г., и для тех, кто так восхищался игрой Банни и любил его лично, это было потрясающим разочарованием. Тогда я писал в “Метрономе”: "Бэнд был ничто по сравнению с музыкальными стандартами Беригана его игра была просто жалкой. Он звучал как человек, пытающийся имитировать самого себя, человек без вдохновения и техники настоящего Беригана. К тому же, выглядел он ужасно. Он, должно быть, потерял в весе не менее 30 фунтов. Одежда на нем просто висела, и даже воротник казался на пару номеров больше. Но, по-видимому, он был в хорошем расположении духа - шутил с друзьями и говорил о большом будущем бэнда. Но у вас появлялось ощущение того, что этого никогда не будет. А когда после перерыва Банни не вернулся на сцену и какой-то неизвестный трубач вышел перед бэндом играть его партии, и сыграл их лучше, чем он, то для вас все уже было ясно и достаточно для того, чтобы тут же уйти оттуда, чувствуя себя просто ужасно".
Вскоре после этого Банни отказался от роли бэндлидера. и оркестром стал руководить Пи-Ви Эрвин, замещавший его у Гудмена и Дорси. Бериган был совершенно больным, но держался бодро, пытаясь даже возглавить другой бэнд. Затем его госпитализировали в Пенсильвании с тяжелой формой пневмонии. Больше, чем что-либо иное, ему были необходимы отдых и лечение, но забота о своих музыкантах, а также о жене и двух детях не давала ему покоя. 1 июня 1942 года он должен был играть на одноразовой работе "Манхэттэн центра" в Нью-Йорке. Весь оркестр пришел вовремя - Банни не появился. Он лежал в больнице с циррозом печени. Бэнни Гудмен, работавший тогда в театре "Парамаунт", привел в "Манхэттэн" свой секстет и помог оркестру в знак дружбы со своим первым "звездой"-трубачом. 2 июня 1942 года Бани Бериган умер. Это был физически и финансово сломанный человек. Подобно другому чудесному трубачу с такими же инициалами – Биксу Байдербеку, чей инструмент умолк десятилетием раньше, по аналогичным причинам, Бани прожил слишком короткую жизнь. Ему было только 33 года, когда он умер. И, тем не менее, в течение этого короткого периода времени он вырос в гиганта джазовой сцены – возможно не в качестве крупного бэндлидера, но, безусловно, в качестве одного из самых уважаемых и любимых музыкантов-лидеров своего времени и одного из самых вдохновенных джазовых солистов всех времен.
Автор – George T. Simon, перевод Юрия Верменича.